Джим Батчер - Фурия Курсора

К тому же, он не хотел бы, чтобы здесь была одна из девочек Цимнии. Он хотел, чтобы здесь была Китаи.

Его тело выразило полную солидарность с его мыслями довольно четко.

Тави застонал и погрузился под воду до тех пор пока мог задерживать дыхание. Когда он всплыл, он схватил губку из чаши с водой и мылом и начал тереть свою кожу, до тех пор, пока ему не показалось, что она стала шелушиться, чтобы только его мысли переключились на что-нибудь менее волнующее.

Конечно, он скучал по Китаи. Конечно, он хотел быть рядом столько, сколько это возможно. Но тогда почему прекратилось странное, неприятное ощущение одиночества, заставлявшее его без умолку говорить о ней.

Он всегда ощущал угрызения совести, когда думал о … ее присутствии, пожалуй. Ее голос, ее прикосновения, ее черты – все это настолько сильно вошло в его мир, что стало таким же естественным, как солнечный свет или воздух.

Даже когда он касался ее, даже если это просто такая малость, как касание рук, это давало своеобразный резонанс от прикосновения – что-то теплое, обнадеживающее и до глубины души приятное. Это были воспоминания о потере, приносившие неприятное чувство одиночества.

Даже сейчас, казалось, воспоминания должны были принести подобные ощущения. Но этого не было. Почему?

Когда он закончил смывать с себя мыло, до него внезапно дошло, все сразу.

Тави прорычал приглушенные проклятья, тяжело вылезая из ванны. Он схватил полотенце, быстро вытерся, схватил простой халат со стула, стоящего поблизости, и засунул в него все еще влажные руки. Он прошествовал из палатки для купаний в центральный двор.

В палатке-кабаке раздавался тот или иной шум, и Тави появился вовремя, чтобы увидеть, как Борс вваливается внутрь кабака. Он заметил, как слепая женщина по-прежнему играет на своей флейте возле одной из палаток, и направился к ней.

– Что ты делаешь? – прошипел он на нее.

Слепая женщина положила свою свирель и ее губы изогнулись в улыбке.

– Считаю дни, пока ты поймешь, кто я, – парировала она. – Хотя я подумывала начать считать недели.

– Ты с ума сошла? – вопросил Тави суровым шепотом. – Если кто-нибудь поймет, что ты марат…

– … они будут более наблюдательны, чем ты, алеранец, – фыркнула Китаи.

– Ты должна была встретиться с семьей в Цересе.

– Как и ты, – сказала она.

Тави скривился. Теперь, когда он знал, кто такая Герта на самом деле, то вся маскировка внешности Китаи стала до боли очевидна. Она окрасила свои прекрасные серебристо-белые волосы в черные и умышленно спутала их, как будто они такие и были. Оспины на ее лице, несомненно были разновидностью какой-то косметики, а повязка слепой женщины скрывали ее экзотические раскосые глаза.

– Я не могу поверить в то, что Первый Лорд позволил тебе так просто уехать.

Она рассмеялась и показала свои белоснежные зубы.

– Никто никогда не говорил мне, куда я могу или не могу идти. Ни мой отец. Ни Первый Лорд. Ни ты.

– Все равно. Нам нужно, чтобы ты покинула это место.

– Нет, – сказала Китаи. – Ты же должен узнать кому Парсианский купец передает свою информацию.

Тави заморгал. – Как ты…

– Если ты помнишь, – сказала она, смеясь, – у меня очень хороший слух, алеранец. И пока я сидела здесь, я многое узнала. Мало кто опасается, что их речи услышит сумасшедшая.

– Ты сидишь только здесь?

– Ночью я могу двигаться свободней и слышать больше.

– Зачем? – спросил Тави.

Она приподняла бровь. – Я делаю то, что делала на протяжении нескольких лет, алеранец. Я Наблюдаю за тобой и тебе подобными. Я учусь у вас.

Тави издал короткий, раздраженный выдох, но коснулся ее плеча.

– Так здорово увидеть тебя.

Она потянулась вверх и сжала его ладонь, ее пальцы были лихорадочно теплыми. Она издала короткий, довольный смешок.

– Мне не нравится, когда тебя нет рядом.

Раздался пронзительный крик с дальней стороны Клуба, затем испачканный, пьяный легионер вылетел из кабака.

Борс появился следом за ним через секунду и начал применять нокаутирующие удары утяжеленной сапогом ногой, просто запинав пьяницу до тех пор, пока он не был выдворен из Клуба.

Китаи убрала свою руку от руки Тави, и, без ее обжигающего тепла, то место, где только что была ее ладонь, особенно сильно воспринимало прохладу вечернего воздуха.

– Итак, Сципио Руфус. Я думаю, что твое общение с оборванкой может быть воспринято кем-нибудь как более чем странное. Уходи. Спугнешь добычу.

– Нам нужно поговорить, – сказал Тави, – и как можно скорее.

Губи Китаи сложились в легкую чувственную улыбку.

– Довольно много вещей, которые нам нужно сделать как можно скорее, алеранец. Зачем портить их разговорами?

Тави покраснел, но красные отсветы заката помогли ему скрыть это. Китаи снова поднесла свою флейту к губам, сгорбилась и, сгорбившись, вернулась к исполнению своей роли. Борс покончил с выпроваживанием пьяниц и уселся на свое место возле костра. Тави покачал головой и вернулся к шатру с ваннами, чтобы забрать свою выстиранную одежду.

Он закрыл глаза, присел, слушая флейту Китаи, как было много раз до этого, и обнаружил, что улыбается.

Глава 12

Бассейн Ворелло был одним из самых красивых мест, в которых когда-либо бывала Исана. Обеденный зал, окружавший кристаллический бассейн и расположенный внутри скалистого грота, казалось, полностью состоял из деревьев и лозы, посаженных в гроте и выросших в живые перегородки, мосты и лестницы.

Столы были расставлены по скалистым выступам вокруг бассейна на разной высоте. Несколько столов были накрыты на плоских камнях, возвышающихся непосредственно из бассейна, и служащие отеля переправляли клиентов к ним на изящных лодках, приводимых в движение с помощью водных фурий.

Цветные лампы с фуриями излучали свет над каждым столом, их цвета постоянно и плавно менялись от одного оттенка к другому.

Со стороны это было похоже на облако светлячков, парящих над поверхностью воды. Множество огней над бассейном делало его невероятно красивым, а изменяющиеся со временем цвета создавали тени на стенах грота и различные полутона на каждом столике.

Певцы, в основном молодые женщины, стояли на некоторых выступах камня или сидели на низко висящих ветвях деревьев.

Их прекрасные трогательные голоса пели в тишине о красоте и печали. Музыка, источник которой невозможно было определить, струилась по залу, сопровождая их голоса.

Один из служащих провел Исану к столу, поставленному на скалистом выступе над бассейном, обрамленном длинными, сильными корнями возвышающихся вокруг деревьев. Она едва успела усесться в своём кресле, как появились Бернард и Амара с Джиральди на хвосте.