Далия Трускиновская - Шайтан-звезда (Книга вторая)

– Были слова, которые я слышал как бы сквозь сон, – признался Хусейн. – Меня известили, что теперь всюду надо мной – рука Фатимы аз-Захры, и она оберегает меня, и она повелевает мной! Я проснулся в своем чулане – и увидел рядом с собой эту руку, вырезанную из темного камня! Ничто больше не свидетельствовало о том, что я был в раю и изведал наслаждение! Все домашние утверждали, что я пять дней лежал, подобно мертвецу, и мое дыхание было едва заметным. Но если я спал – то откуда же взялась эта рука, пальцы которой расставлены, словно она отталкивает от себя нечто…

– Спрячь этот знак, – приказала Джейран, ибо юноша разволновался чрезвычайно. – Спрячь и храни! И расскажи мне, как тебе жилось после того, как ты покинул рай.

– Я думал о скрытом имаме и о том, как он приблизит меня к себе, – гордо сказал юноша. – Никаких иных мыслей и желаний у меня не осталось. Тот, кто побывал в райском саду, уже не станет любить земные наслаждения… И еще передай, что раб Аллаха Хусейн всегда готов выполнить приказ, и умереть, и вернуться в райский сад, к ногам скрытого имама!

– Тебе нет нужды умирать! – воскликнула Джейран, в свою очередь, испуганная яростью, с какой Хусейн произнес эти слова.

– А когда настанет такая нужда? Об этом тебе ничего не говорили, о посланница? – с волнением спросил он.

– Нет, об этом я ничего не знаю, о Хусейн, – честно призналась Джейран.

– Да, я и забыл, ты ведь – из низших прислужниц в райском саду… Но, может быть, ты случайно что-то слышала? Может быть, при тебе говорили, когда меня опять возьмут в райский сад?

Джейран вздохнула – сада, где Хусейн лежал в объятиях гурий, больше не было.

Юноша снова принялся толковать что-то невнятное о своей преданности скрытому святому имаму и госпоже Фатиме Ясноликой, о верности потомкам пророка в их лицах и о надежде на вознаграждение, причем приводил к месту и не к месту строки молитв. Джейран, слушая эту путаную речь, вспомнила вдруг тех двух несчастных, которые волокли к трубе тело еще живого человека. Они тоже говорили о скрытом имаме, но из слов Хусейна следовало, что он сам, своими глазами, видел его и даже слышал.

Джейран дала себе слово расспросить единственного доступного ей знатока Корана и преданий Хашима об этом деле. До сих пор ей не было нужды в имамах, скрытых или же явных, ибо они не приносили пользы при растирании посетительниц хаммама, и по этой части в голове у девушки были немалые пробелы.

Но что касается Фатимы – тут она, разумеется, уже понимала, что имеет дело с обычной женщиной, склонной к выпивке и мужским ласкам, но богатой и хитрой. Надо полагать, что и скрытый имам в устроенном ею раю был того же качества – то есть, не имел ни малейшего отношения к потомству пророка.

Тут с минарета раздался призыв к молитве.

– Горе мне! – воскликнул Хусейн. – Я задержался с тобой, о посланница, а ведь хотел зайти в мечеть прежде, чем выполнить поручение и привести почтенного шейха!

И он, не прощаясь, устремился прочь.

Джейран осталась там, где ее настиг призыв. И дождалась Хашима, наконец догнавшего ее.

– Не подобает звезде носиться, распихивая людей, как посланный за вином невольник! – упрекнул ее старик. – Ты перехватила посланца?

– Да, о дядюшка, – задумчиво ответила девушка. – Похоже, что этот цирюльник и этот посланец не имеют к нам ни малейшего отношения. Горбуна отправили за каким-то почтенным шейхом.

– А этот шейх может оказаться предводителем шайки айаров! – грозно и свирепо предупредил Хашим, выкатив для убедительности глаза и задрав полупрозрачную бороденку.

– Этот шейх? – думая о своем, Джейран не обратила внимания на устрашающий вид Хашима.

– Мы непременно должны дождаться его! – решил старик. – Клянусь псами, я не уйду от дома цирюльника, пока не увижу этого загадочного шейха!

– По-моему, мы понапрасну тратим время, о дядюшка…

Джейран пыталась понять, кому и зачем потребовалось морочить голову безобидному горбуну, да еще таким сложным и дорогостоящим способом.

Ей не хотелось лишний раз думать о фальшивом рае. Будучи от природы здравомыслящей и не склонной причинять себе боль, растравляя душевные раны и насильственно пробуждая скверные воспоминания, Джейран предпочитала уж лучше двигаться вперед наугад, чем постоянно озираться назад. К тому же, ей с трудом давались отвлеченные умопостроения. Так что в конце концов она даже ощутила благодарность к неугомонному Хашиму, который уже наделил таинственного шейха склонностью ко всему скверному, мерзким нравом и способностью устраивать разбойные нападения на чужие сокровища.

– Еще немного – и окажется, что он грабит по ночам могилы правоверных, – вставила Джейран, когда Хашим в своих подозрениях выскочил за пределы разумного. – Вот увидишь, это дело связано со срезанием мозолей и ни с чем более, о дядюшка.

И про себя вознесла Аллаху молитву о том, чтобы этот заподозренный во многих злодеяниях шейх оказался не слишком далеко и Хашим не заставил ее караулить у ворот цирюльничьего дома до самой ночи.

Аллах оказался воистину милосерден – скорее всего, Хусейн отыскал того, за кем был послан, в мечети, поскольку оба они появились довольно быстро – Хашим не успел еще, вдохновленный предположением об осквернении могил, описать Джейран с подробностями это гнусное занятие.

Шейх быстро шел впереди, Хусейн, едва поспевая – за ним.

– Да хранят меня псы… – прервав гневные речи на полуслове, прошептал Хашим.

Джейран уставилась на шейха, не понимая, почему бы вдруг Хашим мог растеряться и испугаться при виде этого человека.

Это был весьма тощий и на вид слабосильный шейх, в немолодых уже годах, с брюзгливым лицом и курчавой рыжей бороденкой, причем Джейран безошибочно определила ее неприятный цвет как природный, ибо хенна такого неблагородного оттенка не производит.

Роскошный халат из разрисованной материи с золотыми прошивками, перепоясанный дорогим поясом, не прибавлял ему осанистости, ибо много потребовалось бы халатов и фарджий, чтобы сделать выпуклой и обширной эту тощую впалую грудь.

– Разве ты узнал этого человека, о дядюшка? – спросила Джейран, когда шейх и горбун скрылись в дверях цирюльничьего дома.

– Вот уж кого не ожидал я встретить в здешних краях, так это аш-Шамардаля, – проворчал озадаченный Хашим. – Что это за дела завелись у него с франками?

– Аш-Шамардаль? – Джейран попыталась вспомнить, где же она слышала это имя, но, как всякая отвлеченная материя, имена, не связанные с определенными людьми, плохо укладывались у нее в голове.

– Он тоже обращался к тебе? – оживился старик. – Я знал, что он свернет когда-нибудь с путей Аллаха и обратится к тому, кого мы почитаем. Но если он и совершил это, то не из чистых побуждений, о нет, вовсе не из чистых побуждений, о звезда. И если он будет взывать к тебе – не слушай его и не исполняй его просьб! Обещай мне это, о доченька!