Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – фрейграф

Она проследила за волшебной едой уже намного спокойнее, чем в прошлый раз, а пока я тужился и создавал миску с кофе, мне хотя бы тазик, она взялась освобождать сыр от пленок.

Принцесса пришла на зов, оторвавшись от созерцания красоты дивного утра, переходящего в ясный день, Мириам указала ей на расстеленную скатерть.

— Садись завтракать.

Принцесса с сомнением смотрела на сыр, тонкие ломтики мяса и невиданные фрукты.

— Это все нам?

— Это вкусно, — заверила Мириам.

— Не сомневаюсь, — ответила принцесса и добавила с сияющей улыбкой: — Если все это принес наш Шумил…

— Ах-ах, — сказала Мириам саркастически, — какое доверие! И кому? Отвратительной жабе. Да еще и худой.

Я буркнул:

— Это же хорошо?

— Жабы должны быть толстыми, — безапелляционно заявила Мириам. — Вики, возьми этот сыр, просто тает во рту. Эта толстая ящерица умеет воровать!

Я не стал поправлять, чтобы определилась, кто я: худая жаба или толстая ящерица, а то еще кем-то обзовет, это у нее такая защитная реакция на мою доминанту, не привыкла к давлению, лег и наблюдал, как они пробуют все сперва настороженно, потом уплетают с превеликим энтузиазмом.

Запивали они щербетом, вполне напиток для двух молодых женщин, а я, сожрав целиком козу, вылакал полручья и вышел на площадку довольный и осоловелый, в рассуждении, что еще два-три дня, и карта всего Гандерсгейма будет готова с мельчайшими подробностями. Хоть и без названий.

Женщины уже закончили завтрак, Мириам о чем-то глубоко задумалась, явно искала посуду, которую нужно помыть, это у женщин рефлекс, а тут такой облом, поневоле впадешь в ступор. Принцесса, сидя у входа в пещеру, задумчиво заплетала в золотую косу голубую ленту. Воздух теплый, сухой, с едва заметным ароматом цветов, хотя даже с моим зрением их не рассмотреть внизу. Наверное, ветер бережно принес и положил к ногам принцессы. Далеко по восточному краю поднимается, как по стене из светло-голубого стекла, мелкое с утра солнце.

Утренние тени быстро укорачиваются, небо чистое, облака бегут мелкие и совсем жиденькие, медленно растворяются в бездонной сини.

Бровки принцессы нахмурены, косу перебросила на грудь, вообще-то весьма заметную и созревшую, хоть сама и выглядит полуребенком. Взгляд устремлен вдаль, наши разговоры с Мириам, переходящие в спор и даже перебранку, не слушает, лицо мечтательное, а грудь волнующе приподнимается и ниспадает от частых девичьих вздохов.

Я зевнул, сказал бодро:

— Принцесса, у меня для тебя кое-что есть.

Она вскинула на меня взгляд чистейших, как горные озера, дивных голубых глаз.

— Ой, правда? А что?

— Пойдем, — пригласил я. — Покажу.

Мириам вскочила на ноги.

— Вики, не ходи с ним!

Принцесса вскинула тонкие бровки.

— Почему?

— Потому что это гнусная ящерица!.. Потому что это мерзкая рептилия! Потому что это вообще гад, хоть и с крыльями!

Принцесса озадаченно смотрела то на нее, то на меня, а я объяснил ласково:

— Ревнует. Ну, ты же знаешь женщин…

— Знаю, — соврала она храбро и пошла со мной.

Я нарочито пропустил ее во внутреннюю пещеру первой, а то Мириам может ухватить и не удержать, а сам вдвинулся и закупорил своим толстым задом вход, когда принцесса, как зачарованная, медленно шла к сокровищам.

— Что это?.. — прошептала она в восторге. — Откуда это?

— Местные драконы, — пояснил я, — сродни сорокам. У вас сороки воруют блестящее?

— У нас вороны воровали, — пожаловалась она. — Один раз такой красивый браслет украли… Правда, сороки тоже воруют, но к нам не залетали.

— А здесь местный дракон воровал, — пояснил я. — А то и грабил. Что ему воровать, когда может отнять?.. Словом, бери, пользуйся. Дарю.

Она присела на корточки, тонкие пальцы перебирали кольца и перстни, не обращая внимания на монеты, тем более на кувшины и подносы, это дело слуг, а вот браслеты сразу начала примерять. Почти все соскальзывали с ее тонких передних лапок, лицо ее стало таким огорченным, а губы искривились, вот-вот заревет горько и безнадежно, как умеют только дети по любому пустяку.

Я сказал поспешно:

— Это можно ужать. Хочешь, сейчас придавлю малость.

Она пугливо посмотрела на мои могучие лапы с когтями.

— Нет-нет, ты их сплющишь! Надо очень осторожно и нежно.

Видимо, я все-таки сдвинулся, за спиной раздался раздраженный голос:

— Он такой!.. Ишь, нежный…

Мириам возникла в проходе, уперев руки в бока. На лице ни следа раскаяния, что орала на меня, эстета и щедрую душу, грубо и немузыкально, превратно истолковав мои возвышенные порывы.

— Хочешь поучаствовать? — спросил я коварно. — Чего явилась?

Она сказала резко:

— Незамужней девушке неприлично оставаться наедине с мужчиной.

— Даже в пещере? — спросил я.

Она пожала плечами.

— А что пещера?

Я нахально улыбнулся.

— Так я же этот… рептиль?

Она смерила меня недобрым взглядом.

— Еще какой! Все вы одинаковые. Только и думаете…

Я сказал с лицемерным вздохом, ориентируясь больше на слушающую нас принцессу:

— Да, мы только и думаем, думаем, и вообще мыслим. Не то что женщины. Потому мы мудрые!

Принцесса с жаркой благодарностью обхватила меня за шею и, не успел я отвернуть голову, влепила жаркий поцелуй.

— Спасибо тебе! Спасибо, добрый дракон! Ты самый замечательный, ты самый красивый, ты самый лучший на свете!

Мириам в неловкости переступила с ноги на ногу, на меня метнула убийственный взгляд. Сволочь, прочел я в нем, нельзя так обманывать ребенка. Я ответил мысленно, что не обманываю, это есть тут некоторые, что не захотели войти и взять все это блестящее, обзывали меня гадкими словами и вообще на что-то намекали, а принцесса, чистая душа, поверила, как валаамова девственница, и вот огребла по полной и все еще гребет, как цыпленок, обеими лапками.

Глаза Мириам перестали полыхать огнем, словно ощутила непокобелимость доводов, уже по-деловому осматривалась, без всякого почтения пнула золотой кувшин старинной работы. Он чуть качнулся, слишком тяжелый, чтобы выполнять какую-то работу, кроме как быть украшением и кричать о богатстве хозяина.

— Это не один дракон таскал, — сказала она.

— В паре? — спросил я. — С самкой?

— Нет, — пояснила она. — Не одно поколение.

— Чего так решила?

Она пнула уже другой кувшин, но тот даже не вздрогнул, словно доверху набит золотыми монетами или золотым песком.

— Этот вот из эпохи династии Упетингов, — сказала она сумрачно. — А вон эти — из Версавии.