Гарри Тертлдав - Битва в космосе

«Странник» с негромким урчанием уверенно пробирался по тундре, пока его правое переднее колесо не наехало на большой камень, припорошенный снегом. Мощная маленькая машина легко преодолела препятствие, правда изрядно тряхнув двоих седоков: рессоры минервохода и набивка сидений оставляли желать лучшего. При создании этого «транспортного средства высокой проходимости» советские конструкторы экономили каждый грамм его веса, чтобы облегчить транспортировку «Странника» на борту «Циолковского».

Верхние и нижние зубы Руставели звучно щелкнули друг об друга, оборвав напеваемую им грузинскую песню. Шота с театральной гримасой схватился за почки.

— Стало быть, вот на что похожа служба в танковых войсках.

— Я бы не возражал, если бы сейчас меня окружало несколько тонн стали. Трясло бы меньше, — ответил Брюсов, крепко сжимавший руль и не отводивший глаз от некоего подобия дороги.

— Я бы тоже, — Руставели поежился и с тоской добавил: — Да и в танке, думаю, было бы потеплее.

В условиях минервитянского климата ветрового стекла и тонких прутьев металлической рамы над кабиной явно не хватало для того, чтобы если не чувствовать себя в минервоходе защищенным, то хотя бы не трястись от холода. «Экономия веса, — с тоской подумал Руставели. — К чертям собачьим экономию веса! Десять дней едем по такой холодрыге… »

Порыв ветра бросил ему в лицо пригоршню снега. Выругавшись, грузин вытер лицо рукой и искоса взглянул на лингвиста. Тому залетавший сбоку снег был словно нипочем. Он, как и остальные трое русских из экипажа «Циолковского», чувствовал себя на Минерве вполне комфортно, надевая телогрейку, валенки и шапку-ушанку только потому, что этого требовала инструкция. Так, во всяком случае, казалось Руставели.

— Хочется чего-нибудь согревающего, — пробурчал он. — Женщину, например.

— Увы, тут я вам ничем помочь не могу, — хмыкнул Брюсов. — Может, чайку? — Не дожидаясь ответа, он притормозил, чтобы Руставели смог налить себе чая из термоса, при этом не расплескав его.

Грузин быстро налил себе чая и так же быстро выпил его, смакуя тепло.

— Не женщина, конечно, но все равно неплохо.

— Я бы тоже позволил себе кружечку, — сказал Брюсов. — Да и передохнуть пора.

Щеки биолога вспыхнули, но не от того тепла, которого он жаждал.

— Ради Бога, извините, Валерий Александрович. Поступил как последняя свинья, — он налил в кружку чая и протянул ее лингвисту. Время от времени подкалывать Брюсова — да, это он мог. А вот проявлять невоспитанность, пусть даже и случайную… Здесь совсем другое дело.

Метель, кажется, успокаивалась, и сейчас, когда минервоход стоял на месте, встречный ветер почти не чувствовался. Руставели огляделся.

— Думаю, надо сделать несколько снимков, — он взял с сиденья фотокамеру.

Здесь, в 120 километрах к северо-востоку от владения Реатура, местность была более скалистой. Совсем неподалеку пролегал Каньон Йотун.

Лингвист и биолог одновременно заметили в снегу какое-то движение. Первый тут же схватился за бинокль, второй — за телескопический объектив для своего «никона».

— Это не абориген, — пару секунд спустя констатировал Брюсов. — И не домашнее животное. По крайней мере, совершенно не походит на тех, которых мы уже видели.

— Да, — согласился Руставели, разглядывая неизвестное существо. Чем дольше он смотрел на него, тем сильнее ему делалось не по себе. Держа «никон» одной рукой, другой биолог нащупал «Калашникова».

Движения зверя мало напоминали движения прирученных аборигенами животных. Скорее, он двигался, как тигр — учитывая, конечно, «го минервитянскую специфику „конструкции“ тела. Тот же принцип радиальной симметрии, шесть рук, шесть ног, шесть глазных стеблей.

Минервитяне ходили легким шагом, их домашние животные передвигались тяжелой поступью. В походке этого существа бросалась в глаза крадучесть. Ноги у него были длинные и даже изящные, а руки, намного короче ног, бугрились узлами мышц и заканчивались когтями, рядом с которыми когти взрослого минервитянина выглядели бы ноготками земного ребенка. Да и глазные стебли, покачивающиеся в такт движениям зверя, напоминали шестерку ядовитых змей, готовых ринуться в молниеносную атаку.

Трое из шести были сейчас направлены на минервоход.

— Оно нас засекло, — встревоженно сказал Брюсов и мгновение спустя добавил: — И направляется к нам.

— Спасибо, я успел это заметить, — откликнулся Руставели, мысленно похвалив себя за способность даже в такой напряженный момент подтрунить над Брюсовым. Чего он сейчас хотел, так это выпрыгнуть из машины и как можно быстрее оказаться подальше отсюда. Вернее, этого желало его бренное тело. Разумом биолог с тоской сознавал, что шансы на победу в состязаниях с этой тварью по бегу у него ничтожные. Подавив желание «сделать ноги», он положил «никои» на сиденье и взял в руки автомат.

Зверь медленно приближался. Если бы он стоял на месте, то был бы почти незаметен даже на расстоянии меньше сотни метров: его коричневая шкура, покрытая грязно-белыми пятнами, сливалась с окружающим пейзажем. Так полосатый «камуфляж» тигра помогает ему оставаться практически невидимым в высокой траве. «Вряд ли такая аналогия является простым совпадением», — машинально подумал Руставели.

Он не спускал со зверя глаз, пока тот обходил минервоход, пристально разглядывая сидящих внутри людей.

— Может, нам следует ехать вперед? — нервно спросил Брюсов. — Попробуем оторваться от него.

— Подозреваю, что эта зверюга передвигается со скоростью, большей чем двадцать километров в час. Именно столько, насколько я знаю, может от силы выжать «Странник», — проговорил Руставели. — Или вы рассчитываете обмануть нашего незнакомца каким-либо искусным маневром? Он не выглядит простачком.

— Да, — вздохнул лингвист. — Эта тварь нас в момент догонит.

Отстегнув ремень безопасности, он встал с сиденья, намереваясь заснять животное так, чтобы в кадре не маячил затылок грузина.

Видимо, это движение Брюсова зверь воспринял как сигнал к действию. Впрочем, все произошло так быстро, что даже по прошествии некоторого времени Руставели не смог восстановить в памяти причинно-следственную связь инцидента. Уверен он был лишь в одном: не успел Брюсов подняться на ноги, как животное издало пронзительный вопль. Впоследствии Шота назвал этот вопль неземным, но сразу поправился: какой же еще вопль может издать минервитянское животное? Продолжая жутко вопить, зверь бросился на минервоход.

Рефлексы Руставели вскричали: «огонь!» Приклад автомата замолотил в плечо биолога прежде, чем тот осознал, что вскинул оружие. На сиденье посыпались горячие гильзы, и душераздирающий визг животного утонул в лающем стаккато «Калашникова».