Мария Вересень - Ведьмин Лог

– На тебе, для аромату.

Остальные хороводились вокруг, что-то прикидывая и оценивая, и вдруг насторожились. По тропинке, взмыленный и грязный, прибежал, утирая лицо шапкой, Сашко и выдохнул запаленно:

– Идут.

– Ну и задвигайте с богом, – велела Августа, но, услышав возмущенное гудение из каменного гроба, отмахнулась: – Да ладно, шутю я, шуток не понимают!

Нас ухватили за руки и поволокли. На дальней стороне мы услышали истошный крик и плюханье, словно кто-то несся, не разбирая пути.

«И вот, господа, спрашиваю я вас, что за место такое окаянное – Ведьмин Лог? Какие, к чертовой бабушке, вера и благочестие могут быть у человека, если он изо дня в день живет среди лютого колдовства! Деньги? Нет, батенька! Тут, я вам скажу, вы совсем не правы, нельзя с нечистью договоры заключать. Огнем ее жечь надо, эту нечисть, и в воде топить! Только где ж взять такую силищу, что ведьмам способна хребет сломать? Ведь что, например, есть армия? Это железная дисциплина: куда командир приказывает – туда солдаты и пойдут. А куда, спрашивается, они пойдут, если я сам в это время сижу в доме у деревенского старейшины и ни сном ни духом? А что, если этой самой армии прикажут Северск штурмовать? Ведь, пожалуй, что и захватят. Исполнят с очень даже большим рвением», – так рассуждал Адриан Якимович Мытный, проклиная стылую ночь и мерзостное болото, на котором ни приткнуться, ни присесть было негде. Устал он за эту неделю сверх всякой меры. Устал, запутался и от этого ходил как чумной. А сейчас, то ли от свежего воздуху, то ли от перепугу, в голове вроде бы как прояснилось. И это прояснение, пожалуй, пугало его поболее, чем странности, творившиеся с ним до сих пор. Ибо тем и кончаются жуткие сказки: «…Тут он понял все, да поздно было».

Вот и Адриан Якимович понял, что живет он в Северске, где отродясь не было никакой власти, окромя темной и страшной – бесовской. А все эти княжества да стольные города – лишь одна видимость, личина, под которой прячет до времени свою мерзкую рожу глумливая нечисть. А ведь его Пречистая Дева трижды от Малгорода отводила! Вдруг оказывалось ни с того ни с сего, что он с егерями-то на Белые Столбы идет, то вовсе Златоградский тракт топчет. И ведь глазом моргнуть не успевали, как верст за тридцать оказывались от нужного своротка, и смотрели в спину неприязненно темные, закутанные в бесчисленные шали старухи да бабы с глазами неприятными, как гнойнички.

Два новых охранника, ругаясь сквозь зубы, проверяли шестами тропу, уже, пожалуй, и при свете дня навряд ли Мытный сказал бы, в какую сторону идти. Тропа петляла пьяно, кидаясь слева направо, и каждый звук заставлял охотников за Васьковой головой вздрагивать, оттого что нормальных звуков на болоте просто не было. То стонал кто-то последним предсмертным стоном, то истерично хохотал, хлопая крыльями над головой.

– Да что ж это тут живет попустительством божьим? – швырялся грязью в темноту Митруха – князев слуга. Он немного пометался, пытаясь найти златоградца, после того как, измученные бегом, они все попадали на лысом бугорке, чудом не погибнув среди зыбких топей. А вот теперь непрерывно, взахлеб Митруха что-то рассказывал. Очевидно, сам себя не помня от страха.

– А вот еще был случай, но это было давненько и, слава Пречистой Деве, версты четыре отсюда. Не здесь, не здесь, – Митруха, как мельница, махал руками, – тама… Завелось гнездо вурдалачье, много, голов двадцать. Леший его знает откуда, край-то ведь у нас не вурдалачий! Упырей – тех, понятно, много – болото же. Топнут каждый год десятками, вот как пойдут по ягоду – так и топнут, как выпьют – так и топнут. А тут – вурдалаки! Один хутор сожрали, другой… Народ забеспокоился, взялись за топоры, знамо дело. Пришли в Лисий распадок, а там – мать честная, целая усадьба! Старшой вышел на крыльцо и, подбоченившись, важно так – чего, мол, вам, смерды? Хвать одного мужика за загривок, хвать другого и ну им горло грызть! Остальные насилу утекли.

– А что вурдалаки? – против воли заинтересовался рассказом Адриан.

– А леший его знает, – пожал плечами пацаненок, – вроде бы никого больше не жрут. Может, им старосты потихоньку кого таскают? А может, уж их ведьмы извели, они за свои болота цепко держатся. Вот взять, к примеру, Васька. Что он, от широкой души их из-под самого вашего носа увел? Не-э, барин, держат они его во как! – И он показал увесистый, весь в рыжих веснушках, кулачище.

А Мытный с удивлением отметил, что вырастет паренек – тот еще будет великанище. Где его только князь взял? А что, царька держат – дак все может быть. И так ему стало тоскливо на душе, что он чуть волком не завыл.

Да опередили. Выскочив из темноты на поросшую осокой кочку, вдруг взвыл пронзительно не то волчище, не то одичалый кобель, серый и кудлатый. Оба охранника сначала сделали вид, что оскользнулись, припав к земле, а когда зверь исчез, побросав жерди, предупредили:

– Заворачивать надо.

– Что ж так-то? – удивился Мытный, оглядываясь назад. Позади колыхалось и поблескивало зловеще голодное болото. Впереди же темные низкие тучи прятали все, но можно было надеяться на твердую землю под ногами.

Мужики замялись. Тот, что старше и с разбитой мордой, хмурился, а младший, выследивший Васька, смотрел на него просительно, но потом не выдержал и, хлопнув шапкой оземь, выматерился.

– Да неужто цепь золотую на шее не видели?

– Ну, – неуверенно кивнул головой Мытный. Ему и впрямь показалось, что что-то сверкнуло в звериной шерсти.

– Васька это цепь, – буркнул старший охранник. – Он все говорил, знак воровской отличительный. А какой к лешакам знак, если там волчьи морды на каждой пластине?

– Оборотень он! – завыл Митруха и раззявил слюнявый рот. – Зачем я с вами пошел… – И басом заорал на все болото: – Маманя!!!

Селуян отвесил ему леща, но хмуро согласился:

– Это история такая, что вроде бы как никто не видел, но все знают, однако про то, что знают, молчат в тряпочку.

Серьга послушно кивнул:

– Потому что боятся.

А Селуян продолжал:

– У нас вообще последние лет тридцать дела те-омные творятся, непонятные.

– Это Чучелка из гроба встала! – взвыл Митруха, заставив Мытного вздрогнуть.

– Ну, про Чучелку я ничего не знаю, – проворчал Селуян, – а вот некая Фроська Подаренкова завелась точно. И такие она любит людям подарочки делать, – он замер, ища подходящее слово, но махнул рукой, – в общем, хоть в петлю лезь.

Вся компания развернулась, чтобы идти назад, но сколько Серьга ни тыкал шестом вокруг – никакой тропы не было и в помине. Словно они так и шли до сих пор – по тине и ряске.

– Вот я и говорю… – многозначительно молвил Селуян.