Галина Ли - Своя дорога

 – Вечно ты ищешь приключений на собственную задницу, Дюсанг Лирой!

 Я проследил за взглядом отшельника. "Приключение" успело прийти в себя и виновато смотрело в нашу сторону, прижимая к шее платок. Сирин выглядел бледным, больным, но умирать не собирался. И то дело. Не хотелось бы тащиться до Юндвари с его женушкой наедине. Хотя она в последнее время вела себя намного разумнее мага-недотепы.

 Между тем отшельник решительно прошел к кадке, зачерпнул ковшом воды, отпил половину, а остаток вылил себе на голову. Освежившись, присел рядом с сирин, отнял от его шеи платок, прижал пальцы, прощупывая пульс, и помрачнел. Я понял, что расстроило Унна – слишком слабый ток крови в жилах. Гиана успела насосаться, а это значило – не пройдет и пяти дней, как из мертвого чрева вылезут кровожадные детки. И тогда жить в этих местах станет еще сложнее. В отличие от родительницы, личинки гианы не знают слова "осторожность" и кидаются на живых при первой возможности, затаиваясь от солнечного света в укромных уголках. А это в свою очередь говорит о том, что каждый день, выходя за порог, Унн будет вынужден озираться, ожидая нападения из травы мелкой, но очень зубастой твари.

 Тьфу! Видел я однажды эту заразу... Вот уж гадость неописуемая!

 – Придется искать логово, – вздохнул отшельник, потом глянул на меня исподлобья и спросил. – Поможешь?

 – Конечно, Унн.

 Какой разговор! Неприятность произошла по нашей вине, значит, мне и отвечать. Не этих же отправлять к упырю, они там навоюют.

 – Вот и хорошо, – повеселел мужчина.

 Его круглое, упитанное лицо расплылось в улыбке, хитрые глаза утонули в складочках жира, и отшельник добродушно поинтересовался:

 – Накормите хозяина?

 Глава пятнадцатая

Темная жареная ножка фазана, тушеного в горшке с незнакомыми, но если судить по аромату, очень даже съедобными корешками, луком и мелким, как горох, картофелем, исчезла в объемной утробе за один прием. За ней последовали еще три четверти фазана. И кролика Унн своим вниманием тоже не обошел. Вскоре перед тарелкой отшельника выросла приличная груда обглоданных костей.

 Почему, спрашивается, наш гостеприимный хозяин сам не охотится? Ведь кушать мясцо он очень любит! Этот вопрос всплывал в моей голове каждый раз, когда я смотрел, как отшельник уписывает добытую другими дичь. После его зубов на костях не оставалось не то что мяса, а даже хрящей. Предложи такие объедки собаке, она бы обиделась.

 Жил Унн исключительно собирательством, правда, иногда ставил сети и ловил рыбу. Необходимые мелочи и одежду ему приносили искатели приключений вроде меня. Сам отшельник, насколько я знаю, границу Пустоши не переходил вот уже лет... восемнадцать.

 Наше знакомство состоялось, когда мне исполнилось четырнадцать, и я осмелел настолько, что на спор вызвался углубиться в проклятые земли на два дня пути. Про руины святилища я уже знал и первую ночь провел в относительном спокойствии, хотя от страха почти не спал.

 Дальше судьба решила взять жизнь глупого юнца в свои руки и свела меня с отшельником. Мы встретились, когда он возился на берегу ручья, выкапывая себе на десерт сладкие корни аира.

 Увидев меня, Унн так удивился, что даже не стал хвататься за дубину. А уж как изумился перепуганный мальчишка... И обрадовался.

 У хозяина избушки было укрытие на ночь, у меня – тушка куропатки, в итоге обмен вышел равнозначный, к взаимному удовольствию.

 Делать в то время постное, равнодушное лицо я еще не умел, и Унну понравилась наивная искренность нового знакомого, а меня впечатлила отвага отшельника. По молодости лет мне казалось, что жить в одиночестве в подобном месте могут только невероятно храбрые люди. С годами пришло понимание – не в храбрости дело. То есть, и в ней, конечно, но не она – главная причина одиночества. Просто этот здоровенный как медведь мужик – беглец. Такой же, как и все, кто живет в этих местах. Я, конечно, имею в виду людей.

 С первого взгляда на Унна могло показаться, что он простоват и недалек. Это настолько расходилось с истиной, что заблуждающиеся на этот счет недобрые гости пару раз оказывались на ночь глядя за порогом. Один раз Унн внял мольбам и пустил провинившихся обратно, в другой – нет.

 Отшельник жил упорядоченно, по собственным законам. Самые главные из них считал своим долгом огласить вслух при первом знакомстве, остальные всплывали в общении. Было их великое множество, и самый простой – есть молча. Вот и сейчас над столом повисла тишина, прерываемая только громким чавканьем хозяина. Кем бы ни был в прошлой жизни отшельник, ясно одно – он рос не во дворцах.

 Наконец, отшельник насытился, переполз со стула на лавку и доброжелательно потребовал:

 – Ну, рассказывай.

 Его маленькие, обрамленные редкими и короткими ресницами глазки моргнули в предвкушении новостей из Большого мира (так Унн сам называл все, что лежало за пределами Пустоши).

 – А вы все – спать! – хозяин бесцеремонно отправил в постель рош-мах и девочку.

 Оборотень возражать не стала, только чувственно улыбнулась, вызывающе распрямила плечи, выставила грудь и медленно поправила сползшую с плеча сорочку.

 Ох, не живется ей спокойно, опять за старое принялась! Наверное, дня через три придется Агаи варить новую порцию зелья.

 Кокетство впечатление произвело, но совсем не то, на которое рассчитывала красавица: лицо отшельника помрачнело, на лоб набежали хмурые складки, брови встопорщились, как у ежа, и Унн одарил Таниту недобрым взглядом. Хорошо, что у меня ноги длинные, и я смог дотянуться под столом до колена рош-мах и пнуть ее. Сообразительная девчонка воспитательную меру поняла правильно и скромно уткнулась взглядом в тарелку.

 – Где ты нас разместишь? – как ни в чем не бывало спросил я у хозяина.

 – Они все на нары, а ты на полу, – все еще сердито отозвался отшельник.

 – Еще чего, – усмехнулся я. – На полу ляжет она.

 Кивнул головой на рош-мах.

 Ей в другой ипостаси без разницы на чем спать, а хозяину – приятно. Танита скривилась, но возражать не стала, видно, поняла, что женщины у Унна не в фаворе.

 Такое решение отшельника успокоило. Он рассмеялся, подмигнул мне ярко-голубым глазом и прошелся по всему женскому роду парой ехидных шуточек. Оборотень проглотила и это, чем окончательно примирила Унна со своей персоной.

 Что-то не срослось у хозяина с дамами в прошлой жизни. Может, из-за них он стал изгоем?

 Унн прикрутил фитильки светильников, но до конца тушить не стал. Оно и понятно, свет лишним в Пустоши не бывает.