Маргит Сандему - Смертный грех

— Нет, дорогая Сесилия. Но чтобы помочь тебе, я должен знать, в чем ты нуждаешься. Я не знаю женской души, не понимаю женских желаний и потребностей. Так же, как и их вожделений.

Сесилия затаила дыхание, но тут же обуздала себя.

— Нет, я не могу, не могу довериться тому, кто чувствует неприязнь к женщинам!

— Не принуждай себя, Сесилия. Для меня ты друг, товарищ. А своих друзей все понимают, не так ли? И хотят оградить от трудностей.

— Да, — без всякого выражения ответила она.

— Скажи же, — тихо произнес он.

Сесилия вела жестокую внутреннюю борьбу, ее руки вцепились в ткань ночной рубашки. Она с усилием глотнула слюну.

— По ночам, когда мы лежим…

— Ну, ну… — его голос был по-прежнему дружелюбным.

— Я чувствую голод, пустоту — Александр замер, полуобернувшись к ней, так что она не видела его глаз.

— Я тоскую, — тихо произнесла она.

— Но почему?

Сесилия закрыла лицо руками.

— Не задавай таких глупых вопросов! Мое тело требует своей дани. Неужели это трудно понять?

Он осторожно положил руки ей на плечи.

— Идем, Сесилия.

Она стояла, закрыв лицо руками.

Он осторожно поднял ее и понес к постели. Она не осмеливалась смотреть на него, замечая, что он лег рядом.

— Скажи, что я должен сделать, дорогая Сесилия?

— Я не могу, не могу!

Он осторожно развязал тесемку на ее ночной рубашке.

— Если это хорошо для тебя, кивни мне.

— Александр, тебе не должно быть противно…

— Мне не противно, дорогая. Ты такая красивая, и мне интересно узнать, что чувствуют женщины. Мне это совершенно неизвестно.

Она заставила себя спросить:

— А ты сам… ничего не чувствуешь?

— Конечно, нет! Но ты ни в коем случае не должна думать, что я чувствую отвращение! Будем называть это любопытством. Нет, это слово не подходит. Дружеский интерес, это вернее. Как тебе это нравится?

Просунув руку под ее ночную рубашку, он тронул пальцами ее соски.

— Я не могу тебе солгать… — с мукой в голосе произнесла она. — Ты и сам видишь, что кожа покрывается пупырышками…

— Да, это интересно… что грудь может менять форму, сжиматься, становиться тверже. Почему?

— Возможно, потому, что… Нет, Александр, мне так стыдно! Пока не поздно, прекратим эту игру!

— …потому, что грудь ждет поцелуя? — сказал он. — Я не знал об этом.

Он распустил ворот ночной рубашки и поцеловал одну грудь. Осторожно стал играть с ней. Сесилия задыхалась.

— Нет, нет, я так больше не могу!

— Ты что-нибудь чувствуешь?

— Не надо!

— Сесилия, я не хочу, чтобы ты лежала по ночам и страдала только потому, что связалась с таким недотепой, как я. Ты была так добра ко мне, когда я болел. Доставь же мне теперь радость сделать для тебя что-нибудь хорошее.

Она всхлипывала.

Без всякого смущения он положил руку на ее самое сокровенное место — и Сесилии показалось, что вся ее чувственность сосредоточилась в этой пылающей под тканью рубашки точке. Невольно она сделала слабое движение в сторону его руки.

— Нет! — жалобно произнесла она. — Иди к себе, Александр, прошу тебя, я не могу больше терпеть такой стыд! Будь добр, уходи!

Вздохнув, он убрал руку.

— Как хочешь, мой друг. Прости, если я вел себя неприлично! Это получилось непреднамеренно.

Он вышел и закрыл дверь, оставив Сесилию в полном смятении. Она медленно повернулась лицом к подушке, обхватила ее руками и жалобно тихо застонала.

— О, Александр, ты просто чудовище!

Потом села, свесив с кровати ноги, сжала колени и стала кусать себе пальцы.

— О, любимый, — шептала она. — Я не выдержу, не выдержу!

Прерывисто дыша, она произнесла:

— Что, собственно, нужно от меня мужчине? Поборов стыд, она встала с кровати и дрожащими пальцами постучала в дверь его спальни.

— Входи, — ответил он.

Она открыла дверь. Он лежал в постели, рядом горела свеча. Сесилия беспомощно стояла в дверях.

Без единого слова он подвинулся, освобождая в постели место для нее, отвернул одеяло.

Зажмурившись на миг, она быстро пошла вперед и торопливо легла рядом с ним, словно боясь передумать.

Александр потушил свечу. Его рука снова коснулась ее, и она не противилась, лишь тихо, стыдливо вздыхая.

Руки Александра исследовали неизвестную ему область: осторожно и медленно они продвигались вперед, скользя по бедрам, поглаживая их внутреннюю часть, так что Сесилии казалось, что она просто захлебывается от собственной страсти… потом его рука исследовала то, что находилось между ног…

Он не мог не заметить, что она льнет к нему.

— Как?.. — прошептал он.

Она отвернулась, стыдясь собственного наслаждения.

— Сесилия, мы ведь муж и жена!

Она молча взяла его руку и направила туда, куда следует.

Она так жаждала этого!

— Мне так это трудно… — всхлипывала она ему на ухо. — Даже с тобой…

— Но мне это нравится, мой друг, хотя раньше я понятия не имел об этом. Надо сказать, мне это тоже приятно.

Она смущенно кусала губы.

— Не забывай, что я желал этого целых три недели, — тихо произнес он, — с тех пор, как увидел тебя с другими мужчинами. Я понял, чего тебе не хватает. И мне не хотелось видеть тебя в их объятиях.

Эти слова прожгли ее словно огнем. Если это и не была ревность, то что-то близкое к ней.

— Я не могу себе представить их в близких отношениях с тобой, — прошептал он.

Сладкие слова для изголодавшейся души!

— Расслабься, Сесилия, поддайся! Я чувствую, что ты вся горишь…

Он так осторожно и нежно гладил ее, что она не могла противиться. Забыв обо всем на свете, она обняла его, целуя его плечи, прижалась к нему изо всех сил, и он помогал ей в этой буре.

Некоторое время спустя она лежала изможденная, закрыв руками пылающее лицо.

— Ты была чудесна, Сесилия, — произнес он своим густым низким голосом. — Господи, сколько в тебе огня! Ты будешь спать здесь?

— Нет, — с трудом произнесла она и встала с постели. Шатаясь, она направилась в свою комнату, заперла дверь и свалилась в постель. Она долго лежала, дрожа, как в лихорадке, пока не заснула.

Ей было так трудно встретиться на следующее утро с Александром. Она оттягивала встречу, как могла, вымыла голову, сделала прическу, позавтракала у себя в комнате.

В конце концов ей просто нечем стало заняться.

Александр ждал ее в роскошной гостиной, где все оставалось таким же, как было до ее появления. Сесилии не хотелось нарушать этот стиль и переделывать что-то по своему вкусу. В доме вообще мало что напоминало о ее присутствии. Прежде, чем сделать какую-нибудь перестановку, она спрашивала Александра, заручаясь его поддержкой.

— Доброе утро, — пробормотала она, стараясь проскользнуть мимо него в соседнюю комнату.