Рик Янси - Ученик монстролога

— В чем дело? — требовательно спросил он. — Что ты там топчешься, Уилл Генри?

— Я хотел спросить…

— Да, да, спрашивай. Спрашивай!

— Да, сэр. Я собирался спросить, сэр, не хотите ли вы, чтобы я сбегал на рынок?

— На рынок? Зачем это нужно, Уилл Генри?

— Купить что-нибудь поесть, сэр.

— Боже милостивый, ты вообще думаешь о чем-нибудь еще?

— Да, сэр.

— О чем же еще?

— Еще?

— Да, о чем еще, кроме еды, ты думаешь?

— Ну, я… я много о чем думаю, сэр.

— Понятно, но о чем конкретно — вот мой вопрос.

Он бросил на меня сердитый взгляд, барабаня тонкими пальцами по полированной поверхности стола.

— Ты знаешь, что такое обжорство, Уилл Генри?

— Да сэр. И что такое голод.

Он улыбнулся в ответ. Ну, хоть так, сказал я себе; мог бы и запустить в меня чем-нибудь тяжелым.

— И что же? — спросил он.

— Сэр? — спросил я.

— Что еще занимает твои мысли?

— Я пытаюсь… понять, сэр.

— Понять что?

— Для чего я… смысл того, что… того, чему вы учите меня, сэр… но в основном, честно говоря, сэр, ибо ложь — худший вид шутовства, сэр — я пытаюсь не думать о большем количестве того, о чем думаю, если вы понимаете, сэр…

Махнув на меня рукой, как бы отпуская, он сказал:

— Ты знаешь, где у нас лежат деньги. Беги на рынок, раз тебе так надо, но только одна нога здесь — другая там. Ни с кем не говори, а если кто-то заговорит с тобой, скажешь, что у нас все в порядке — я работаю над новым трактатом или что-нибудь в этом духе. Главное, не говори правду. Помни, Уилл Генри, есть ложь, порожденная необходимостью — не глупостью.

С более легким сердцем я оставил его предаваться поискам. Я был рад получить передышку. Не все представляют себе, что такое жить рядом с монстрологом. Начинаешь ценить очень простые вещи. И после ночи, проведенной за занесением в каталог внутренних органов монстра, я с удовольствием начищал столовое серебро.

Так что теперь я с радостью отправился наверх, чтобы помыться. Запах комнаты капитана Варнера, казалось, въелся в кожу. Я освежился и переоделся, но одной детали все же не хватало, и, прежде чем отправиться на рынок, я снова зашел к Доктору. Он был в библиотеке, вытаскивал с полок одну книгу за другой и бегло перелистывал, а затем, не глядя, бросал на пол.

— Ты вернулся? Хорошо, мне нужна твоя помощь, — сказал он. — Начинай просматривать книги с противоположного конца полки.

— Вообще-то, сэр, — сказал я, — я еще не уходил.

— Прошу прощения, тебя ж не было столько времени. Что ты делал?

— Мылся, сэр.

— Зачем? Ты испачкался?

Он не дождался ответа.

— Стало быть, ты решил, что не так уж и голоден?

— Нет, сэр.

— Ты не голоден?

— Очень голоден, сэр.

— Но ты только что сказал «нет».

— Сэр?

— Я спросил тебя, решил ли ты, что не голоден, и ты сказал: «Нет, сэр». По крайней мере, это то, что я запомнил.

— Да, сэр. То есть. Нет, сэр. Я хочу сказать… Я хочу спросить… Вы не находили мою шапку, сэр?

Он уставился на меня непонимающим взглядом, как будто я спросил его что-то на неизвестном языке.

— Шапку?

— Да, сэр, шапку. Я думаю, я потерял ее на кладбище.

— Не знал, что у тебя была шапка.

— Была, сэр. Я был в ней на кладбище той ночью, и она, должно быть, свалилась у меня с головы, когда они… когда мы покидали кладбище, сэр. Вот я и хотел спросить, не находили ли вы ее, когда возвращались туда, чтобы… чтобы все прибрать.

— Я не видел ничего, кроме шляпы старины Эразмуса, которую ты сжег. А откуда у тебя шапка, Уилл Генри?

— Она уже была, когда я переехал, сэр. Она была моя.

— Куда переехал?

— Сюда, сэр. Когда я переехал к вам жить. Эта шапка — подарок отца.

— Понятно. Это была его шапка?

— Нет, сэр, моя.

— А… Я-то подумал, она хранит для тебя сентиментальные воспоминания, поэтому представляет такую ценность.

— Так и есть, сэр.

— Почему? Что особенного может быть в шапке, Уилл Генри?

— Ее дал мне отец, — повторил я.

— Твой отец. Уилл Генри, могу я дать тебе совет?

— Да, сэр. Разумеется, сэр.

— Не вкладывай столько души в материальные ценности.

— Хорошо, сэр.

— Разумеется, совет не нов. И все же более ценен, чем твоя шапка, Уилл Генри. Я ответил на твой вопрос?

— Да, сэр. Полагаю, я потерял ее навсегда.

— Ничего нельзя потерять. Кроме, пожалуй, свидетельств того, что мой отец заказывал привезти ему Антропофагов. Почему ты все еще здесь?

— Сэр?

— Или иди на рынок, или давай помогай мне, Уилл Генри. Пошевеливайся! Не понимаю, как ты втянул меня в этот философский диспут! Я отвлекся.

— Я просто хотел спросить, не находили ли вы мою шапку, сэр.

— Нет, не находил.

— Это все, что я хотел узнать, сэр.

— Если тебе нужно мое разрешение, чтобы купить новую шапку, можешь зайти к скорняку.

— Мне не нужна новая шапка, сэр. Мне нужна была та.

Он вздохнул. Я поспешил удалиться прежде, чем он что-нибудь ответит. Для меня все было просто. Или он нашел шапку на кладбище, или нет. Сказал бы просто: «Нет, Уилл Генри, я не видел твоей шапочки». Мне этого было бы достаточно. Я не чувствовал себя ответственным за то, что разговор у нас вышел таким запутанным. Бывало, несмотря на то что он родился в Америке и получил образование в Лондоне, Доктора ставил в тупик самый обычный разговор.

Я пошел в город без шапки, но счастливый. На короткое время — драгоценное время — я чувствовал себя свободным от всего, связанного с монстрами и монстрологией. Тем более что последние четыре дня были не из легких. Неужели всего четыре дня прошло с тех пор, как Эразмус Грей постучал в нашу дверь со своей жуткой ношей? Казалось, что вечность. Топая по булыжным улицам Нового Иерусалима, глубоко вдыхая чистый свежий весенний воздух, я подумал на краткий миг и уже не в первый раз с того момента, как я поселился у Доктора (а кто бы не подумал?), о побеге.

Доктор не устанавливал решетки на окна, он не запирал меня в комнате на ночь, как маленькую птичку в клетке. Когда ему не нужны были мои «незаменимые» услуги, он вообще меня едва замечал. Если бы я исчез во время одного из его приступов меланхолии, он вообще заметил бы мое отсутствие только через месяц. Как раб, гнущий спину на хлопковых плантациях Старого Юга, я мечтал сбежать и не задавал себе вопрос, куда я подамся и чем займусь. Это все казалось мелочами. Главное, я был бы свободен! А ценность свободы — в самой свободе.

Часто на протяжении многих лет я задавал себе вопрос, почему я не сбежал тогда? Что удерживало меня рядом с ним? Это были не кровные узы, не клятва, не буква закона. И все же каждый раз, как мысль о побеге посещала меня, она, пощекотав нервы, испарялась. Не то чтобы я не мог помыслить сбежать, я думал об этом довольно часто. Но остаться без него — вот что невозможно было себе представить. Страх ли удерживал меня рядом с ним — страх неизвестного, страх одиночества, страх встретить судьбу более страшную, чем служба у монстролога, — не знаю. Может, я просто выбирал синицу в руках вместо журавля в небе. Все это было, но это было не все.