Вера Камша - Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал

Матушка бы закричала, Айрис рассмеялась, Реджинальд принялся бы чего-то блеять. Штанцлер всего лишь вздохнул.

— Я слишком стар, чтобы говорить об этом, — просто сказал он, — и я умру в той вере, в которой родился.

Это было горько и неправильно. Человек, рисковавший жизнью ради дела Раканов, приковал себя к выдумке, враждебной всему, чему служил. Эсператизм и Эрнани Колченогий погубили Анаксию. Агарис тянет руки к еще не окрепшей Талигойе. Левий — не помощник, а враг пострашнее Олларов, потому что умен и за ним сила Церкви.

— Создателю служат лицемеры, которые думают лишь о своих выгодах, — отрезал Ричард, словно перед ним был маленький кардинал с фальшивым голубем на груди. Фальшивым, потому что Левий был стервятником. В отличие от Оноре, но святого убили.

Ненависть и обида душили, перед глазами колыхалась ядовито-зеленая пелена, и все же Дикон взял себя в руки. Эр Август поймет, должен понять, ведь для него нет ничего выше Талигойи, но объяснить такое непросто.

— Агарис хочет править Золотыми землями, — тщательно подбирая слова, сказал юноша, — но этому не бывать. У Золотых земель может быть лишь один владыка…

«Нашему возлюбленному сыну Луиджи». Почерк был отцовским, но нелепая надпись и печать с короной кричали о дурацком розыгрыше. Луиджи списал бы странное послание на Бешеного, но вернувшийся на рассвете Вальдес спал сном праведника в собственной гостиной и подсунуть письмо капитану-марикьяре не мог. Оставалось предположить, что адмирал Джильди внезапно сошел с ума. Луиджи собрался с духом и сорвал печать. Привычное обращение успокоило, но ненадолго.

«Мой дорогой Луиджи, — писал отец, — произошло нечто удивительное, в корне меняющее не только судьбу города, которому мы по мере сил служили и служим, но и нашу с тобой жизнь. Когда ты вернешься в Фельп, я расскажу тебе обо всем в подробностях, но пока я сам до конца не верю в случившееся.

Ты помнишь, как я всегда относился к Дуксии и до чего засевшие в ней дураки и предатели едва не довели Фельп. Появление герцога Алва и его победы открыли многим глаза и придали отваги. Как ты знаешь, я никогда не имел обыкновения скрывать свое мнение. После твоего отъезда я трижды пытался добиться от Дуксии замены генералиссимуса и старшего адмирала, но уроды в мантиях не желали слушать ни меня, ни Уголино, а зимой начали поднимать голову гайифские подпевалы. Стыдно вспоминать, но нашлись решившие, что павлинье золото искупает прошлогоднее вероломство, а положение, в котором оказался Талиг, снимает с нас союзнические обязательства. Сам понимаешь, как это нравилось тем, кто дрался с «дельфинами», теряя друзей и корабли.

Мы собрались у мастера Уголино и решили — если дуксы подпишут с Бордоном мирный договор, придется вмешаться, тем более что маршал Савиньяк, которого мы пригласили на нашу встречу, подтвердил свою готовность во исполнение приказа герцога Алва наказать дожей. На следующую ночь Савиньяка попытались убить. Можешь вообразить нашу ярость, когда схваченный с поличным убийца назвал имена заплативших за смерть Савиньяка и твоего друга Муцио.

След вел в Дуксию и особняк Кимароза. Мы не могли позволить убийцам судить себя самим. Все устроили Тиффано Гракка и Франческа Скварца. Дуксия была взята без единого выстрела с помощью одной лишь воинской хитрости. Власть перешла к Совету Восьми, в который вошли Варчеза, Кротало, Канцио, Гракка, Уголино, Рабетти и младший Гампана. Я пишу тебе об этом так подробно потому, что спустя неделю Совет объявил об окончательном роспуске Дуксии и избрал Великого герцога Фельпа. Им, по настоянию Франчески Скварца, стал я…»

Отец был доволен и полон надежд. Сделать флот Фельпа лучшим в Померанцевом море. Сквитаться с дожами и Гайифой. Возместить убытки корабельным мастерам и купцам. Передать престол достойному сыну.

Луиджи уронил исписанные листы на стол. Он стал принцем два месяца назад. С этим ничего не поделать и этого не скрыть. Уго от счастья перецелует весь Хексберг, Вальдес расхохочется, Альмейда скажет, что фельпскому наследнику место в Фельпе. Может, и так, только война с Бордоном принадлежит другим. Луиджи Джильди нечего делить с родными Поликсены, а вот в Талиге у него долги есть, и он их заплатит. Хорошо бы отец это понял, но он слишком быстро стал герцогом, а мать… Она всегда хотела одного — чтобы муж и дети были при ней, и еще ей нужны внуки. Толпы, полки, армии внуков, которых можно кормить, одевать в теплые костюмчики и не пускать на войну.

Под письмом матери лежало письмо Франчески. Его читать было легко — вдова Муцио, в отличие от великой герцогини Фельпа, не прятала в просьбах не беспокоиться ультиматум.

«Луиджи, лучше тебе расскажу правду я, чем вольно или невольно соврут другие. Сеньор Фоккио говорит, что объяснил тебе все, но я в это не верю. Он — адмирал и сын адмирала, а я — Гампана, полюбившая моряка. Смерть Муцио вернула меня с небес в Дуксию, которую я знаю, как мастер Уголино свои верфи.

Все началось, когда пошел слух о морисках. Гайифа забеспокоилась. Помогать Бордону становилось опасно, но Паона не может отказаться от своих обязательств из страха растерять союзников. Павлин решил откупиться от Фельпа и заняться защитой своего восточного побережья. Я знаю, что ты, как и Муцио, никогда не думал, откуда берутся деньги на ваши корабли, откуда они вообще берутся, но Фельп не Талиг и не Дриксен. Мы живем торговлей, а прошлый год принес одни убытки. Тридцать девять богатейших перенесли их довольно спокойно, но большинству негоциантов, чтобы выжить, нужно либо получить компенсацию, которую обещает война с дожами, либо не упустить новый торговый год. К несчастью, Талиг охвачен войной, а море из-за морисков небезопасно. Остается Бордон.

Наиболее разумные дуксы это понимали. Гайифцам удалось купить около половины Дуксии, но этого хватило лишь на вежливость. Посланцам объявили, что Фельп верен союзническим обязательствам, а шепотом добавили, что все зависит от Фомы и Савиньяка. Через третьих лиц маршалу предложили большие деньги. За отказ от весенней кампании и возвращение в Талиг. Эмиль Савиньяк не согласился, и его попытались убить. Это было величайшей глупостью, которую можно было придумать. Смерть Савиньяка не только не предотвращала войну с Бордоном, она давала повод навести порядок в Фельпе. Гайифа действовала чужими руками, и руки эти оказались хорошо известны. Савиньяк схватил убийцу и в порядке любезности выдал мне, но виновные были бы изобличены и без этого.