Дмитрий Силлов - Ученик якудзы

Но все это будет чуть позже. Сейчас надо сделать еще кое-что.

Наемники Организации всегда до конца исполняют заключенный контракт. Даже если он заключен с фюрером погибшей Империи. Лишь после этого Мастера ждет длинный путь домой. Для начала — в форме капитана НКВД, спрятанной в одном из подвалов Рейхстага. Интересно, есть ли в русской армии капитаны Народного Комиссариата Внутренних Дел казахской или узбекской национальности? Хотя победители вряд ли осмелятся выяснять национальность капитана НКВД.

Он отошел от окна, неслышными шагами пересек комнату и открыл дверь.

За дверью стоял парень лет восемнадцати в форме оберштурмфюрера, сжимая в тонких, бледных руках автомат МП-44 с примкнутым магазином. Его глаза горели безумием, которое сейчас уже вряд ли могло быть результатом приверженности идеям Третьего Рейха. Скорее, это был кокаин.

— Двойники в лаборатории? — спросил Мастер.

Парень судорожно кивнул.

— Хорошо, — сказал Мастер. — Скажи врачам, чтобы приступали.

Парень четко повернулся на каблуках и рванул с места как хорошая скаковая лошадь. Молодость плюс кокаин — хорошая комбинация, когда надо выполнить несложный приказ, не особо задумываясь о его последствиях.

— Ну чо, братела, кемарим?

Голос Коляна был плоским и невыразительным, словно бормотание диктора в динамике старого черно-белого телевизора. Только что произнесенные слова Мастера были гораздо реальнее, словно Виктор произнес их сам.

Происшедшее не могло быть сном. Слишком реальной, осязаемой, прочувствованной была только что увиденная реальность. Это было страшно. И потому страшно было открывать глаза.

— Ты часом не помер?

— Не знаю, — сказал Виктор. — Не уверен.

— Если жрать хочешь — значит, живой, — авторитетно заявил Колян. — Давай просыпайся, я те тут принес кое-что.

Той боли не было. Было ощущение собственного побитого тела. Но ощущение вполне терпимое — и хуже бывало.

И это было странно.

После такого избиения лежат пластом дня три и только воду пьют, если есть кому кружку поднести. А тут вдруг вполне ощутимо захотелось есть. Причем не есть, а именно «жрать», как выразился омосквиченный афрорусский «братан».

Виктор разлепил глаза и сел. И удивился вторично — тело слушалось его вполне сносно.

Перед ним стоял низенький столик, на котором находилась деревянная тарелка с чем-то круглым, по виду напоминающим гриб-паразит, которые порой растут на деревьях. От круглого паразита пахло жареным, но не сказать чтобы особо аппетитно. Рядом с тарелкой стоял простой глиняный кувшинчик. А еще на столике лежала свернутая в трубочку линялая тряпка.

— Это что? — спросил Виктор.

— Дондон-яки, — осклабившись, ответил Колян. — В переводе ээээ… жареный дондон. Название происходит от звука средневекового барабана, которым повара зазывали народ есть эту хрень. Буквы в названии не заменять, не блевать, привыкать жрать эту гадость. Потому как нам с тобой в ближайшее время ничего другого не светит.

— А… из чего этот дондон делают?

— Рисовое тесто, сушеные креветки, водоросли, ну и чего удалось свистнуть на кухне. В общем, не смертельно, считай, японская пицца. Там вода, — Колян указал носом на кувшин. — Хáсями есть умеешь?

— Чем?

— Ну палочками.

— Пробовал, — кивнул Виктор. — Пару раз с девчонкой в суши-баре.

— Тогда это тоже тебе. Потому как с вилками здесь туго. И суси, а не суши. Здесь тебе не Москва и даже не Подмосковье.

Виктор развернул тряпку.

Завернутые в ней палочки для еды оказались гораздо качественнее тех, что подавали в суши-баре на родине. Выточенные из черного дерева, круглого сечения, с конусовидным острием, они скорей напоминали произведения искусства, нежели предмет сервировки.

— Традиция школы, — вздохнул Колян. — Никто из учеников не имеет своих личных хаси, как все нормальные японцы, а едят вот этими, общими, которым уже незнамо скока лет.

— Так мы разве ученики? — удивился Виктор, отщипывая кусок жареного «дондона».

— Это вряд ли, — горько усмехнулся Колян. — Куклы мы, и с этим тебе придется свыкнуться. А хаси я на кухне свистнул, — пояснил Колян. — Во временное пользование. Жрать чем-то надо, не руками же. Потом верну.

И хмыкнул недоверчиво.

— Говоришь, пару раз в суши-баре ими есть пробовал?

— А что? — пробубнил Виктор, наворачивая японскую пиццу за обе щеки. «Дондон» оказался на удивление вкусным. Хотя с голодухи и жареный картон в тесте пойдет за милую душу.

— Да так, — пожал плечами Колян. — Ты с ними управляешься будто в Японии родился. Или в Китае.

Виктор с удивлением посмотрел на свою руку, сжимающую черные палочки. Действительно, японский инструмент для отправки пищи по назначению лежал в его руке удобно и привычно, словно знакомая с детства вилка.

— Ну ладно, не хочешь — не говори, — слегка надулся Колян. — Поел?

— Угу, — сыто отозвался Виктор, ставя пустой кувшин на столик и заворачивая палочки обратно в тряпку.

— Ладно, я пойду пока, посуду отнесу. Ты до завтра из сарая не высовывайся, чтоб япошки тебя не заметили. На рассвете они к себе обратно под землю свалят, а я перед дедом за тебя замолвлю словечко. Будешь мне помогать, хватит мне за себя и за того парня ишачить.

— А что за дед? — поинтересовался Виктор.

— Да типа завхоза местного, — скривился Колян. — Древний как Фудзияма и такой же крутой — не подойди. Ну знаешь, типа, нет начальника выше уборщицы. Всех здесь шпыняет, и все его слушаются. Как же, смотритель при старом додзё, куда уж нам, сирым да убогим. И по-русски матерится не хуже наших таксистов.

— То есть как по-русски? — удивился Виктор. — Он что, не японец?

— Хе! Ты думаешь, что по-русски только русские матерятся? — хмыкнул Колян. — Здесь все это могут. Школа-то с нашим уклоном.

— Ничего не понимаю, — покачал головой Виктор.

— Чего тут не понимать? Завтра обрати внимание — над входом в додзё висит табличка с цитатой из офигенно крутого древнекитайского полководца Сунь-Цзы, которого даже японцы уважают: «Тот, кто знает врага и знает себя, не окажется в опасности и в ста сражениях. Тот, кто не знает врага, но знает себя, будет то побеждать, то проигрывать. Тот, кто не знает ни врага, ни себя, неизбежно будет разбит в каждом сражении».

— Ты хочешь сказать, что мы — враги для японцев?

— Ну, официально нет, — снова хмыкнул Колян. — Но сам посуди — в Русско-японскую они царским войскам навешали и шмат Сахалина оттяпали. Потом после революции мы их с Сахалина попросили. А в Отечественную ещё и Курилы забрали в качестве военного трофея. Так у них теперь основная тема: отдайте Северные территории, то есть Курилы, и будем дружить. А мы им — а давайте так дружить, без Северных территорий и Охотского моря, которое само собой к тем Курилам прилагается. В результате дружбы как-то не получается. Потому здесь, в Школе, они все поголовно русский учат. Так, чисто на всякий случай.