Тайны Кипеллена. Дело о благих намерениях - Ольга Васильченко
— Да нянька моя, а сказок сколько знала… Она ещё маму нянчила. А после её смерти папенька няньке сразу расчет дал, она вроде к Джульетте уехала.
— А только она могла знать или ещё кто-то из слуг? У вас же вроде все уже долго служат, — я почуяла, что мы наткнулись на о-очень важную ниточку.
— Да может ещё кто и знал, — пожала плечами Адель, — папенька тогда с горя… всю прислугу сменил, — ошеломленно закончила подруга. — Алана, что-то мне страшно, — прошептала она.
— Ничего, — пришлось ободряюще взять её за руку, — мы все выясним. Съездим сейчас к пану Тодору. Я поговорю с Врочеком, а ты посмотришь записи, но после расскажем все Балту? Идет?
— Идет, — вяло кивнула Адель.
— Та шобы у вас крылля поодсыхали, чи повыростали! — вдруг донесся до меня раздраженный писк, прервавший наш содержательный разговор. — Битый час их ищу, жду, а они антимонии разводят! Зла на вас нет, панночки!
Споро лавируя между плавно летящих снежных хлопьев, мне на плечо спикировала недовольная Фийона. Вот уж не было печали, мракобесы накачали! Её-то откуда принесло на наши головы?
— У меня скоро крылья отмерзнут! — наглая фея не замедлила залезть ко мне в капюшон и вольготно усесться там.
— Фийона, что случилось? — напряженно спросила я, понимая, что визит сержантки Серого Трибунала не сулит мне ничего хорошего… снова.
— Так твой чародей, будь он неладен, Ремицу втык дал за самодеятельность нашу маленькую. Склянку-то помнишь? — она подмигнула. —Ух, я думала, он этого занозу испепелит, прикоптит слегка его рожу холеную, а мне после отчет писать придется, кто да за что царственный хлебальничек расквасил.
Куць меня за ногу! Вот только не хватало, чтобы Балт сцепился из-за меня с Ремицем, да ещё по такому дурному поводу. А по какому собственно? Про склянку я ему не говорила… И тут меня осенило! Так вот зачем лез в лавку тот бандит! За склянкой! И вчерашний внезапный приезд Габа точно как-то с этим связан.
— Так Габик ему клялся и божился что вообще ничего такого и не имел в виду, — продолжала изливаться Фийона, — шо дело разовое, плевое и усе под контролем. Только твой чародей ему, кажись, не поверил… И правильно, кто такому поверит, — буркнула она. — Так этот жук меня припряг, мол присмотри за панночкой ради спокойствия пана капитана. Мне теперь твоею тень быть и никуда тебе от меня не деться! — довольно закончила она, глядя на наши с Делькой вытянувшиеся физиономии.
Вот Ремиц, вот гад! Удружил, резец мне в стило! Во что же ты меня втянул, следователь ты недоделанный!
— Так куда мы? — осторожно спросила Адель.
— В лавку заглянем, — сквозь зубы выдохнула я.
— Но там же опечатано до завтра.
— Ничего, сержант Трибунала подтвердит, что мы для дела, тем более, что с Врочеком можно и на пороге поговорить.
Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной Стражи
Получается, что мой дорогой друг Габриэль снова затеял непонятную игру? Иначе зачем было отдавать Алане столь опасный предмет? Конечно, она живописец и не впала бы в «обдушевление», как простые стражники. Но, всё-таки стоило сначала посоветоваться со мной или хотя бы предупредить.
Отдав злосчастный пузырёк штатному эксперту-чародею, я уже собирался отправиться в Школу Высших Искусств, но плохие вести догнали у самого выхода.
— Пан капитан, — закричал за спиной запыхавшийся стражник. — Разрешите доложить?
Видимо утренняя встряска не прошла даром, и мои подчинённые вспомнили о глупых правилах, попытки искоренения которых только начали давать свои плоды. Брац обожал это военное гавканье и так промыл мозги сотрудникам, что они маршировали на заднем дворе, вместо того, чтобы наводить порядок в городе. Чтобы напомнить, что времена изменились, пришлось даже нетерпеливо махнуть рукой.
— Происшествие, — старательно выговорил он. — В музее призраков обнаружили.
— И? — утомлённый его манерой выдавать в час по чайной ложке, подогнал я.
— Заместитель ваш, пан Тарунда, туды поехал и пропал. Совсем.
Кулаки сами собой сжались до хруста. В голове крутились две противоположные мысли. Одна требовала разобраться с пузырьком, чтобы обезопасить Алану от комбинаций Габа и их возможных последствий. А вторая напоминала про служебный долг, который всегда пересиливал все остальные мотивы и даже доводы разума. Ещё пару дней назад работа победила бы ещё в первом раунде, но сейчас, когда стоило закрыть глаза и под веками плескалось багровое море, поединок вышел более продолжительным. И финал его оказался неожиданным даже для меня.
— Берите сержанта Быря с четырьмя стражниками, пусть закрывают музей и начинают поиски, я подъеду позже.
— Так точно, — вытянулся стражник, но углядев моё скривившееся лицо, кивнул и побежал прочь.
Только оставшись в одиночестве, позволил себе поразиться своему же неожиданному решению. Неужели превращаюсь в нормального человека способного отличить важное от всего остального? Внутри даже начала буйно расцветать гордость. Правда ненадолго...
Всю дорогу до Школы, я терзал себя сомнениями. А если с Тарундой что-то случится? А если уже случилось? Что если он погибнет без моей помощи?
Споры с самим собой не настраивают на позитивный лад и не способствуют решению никаких вопросов, разве что появлению язвы и желудочных колик. Поэтому, волевым решением, загнав все бессмысленные вопросы под замок, я напомнил себе, что не являюсь мировой осью вокруг которой крутится всё сущее, а проблемы способны решать и другие люди. С облегчением выкинул ключ от темницы сомнений, спрыгнул с коляски и помчался по лестнице к кабинету Габа, по дороге отсчитывая ступени, чтобы отогнать ненужные мысли.
Ремиц что-то алхимичил с пробирками и на моё появление лишь брякнул: «Для тебя стараюсь». В белом халате с высоким воротом, упирающимся в подбородок и длинными полами, подметающими пыль, он сам походил на приведение. Чем снова напомнил мне о музее и служебном долге.
— Совсем нет времени на вежливое ожидание и расшаркивания, — бросил я.
Он повернулся и несколько раз мигнул.
— Неужели? Твоими заботами несколько ночей уже не сплю. Хитрая дрянь у Мнишека вышла, такое зелье специально не придумаешь, только случайно порой выходит.
— Какое?
— Пока непонятно, эксперимент ещё не закончен, — отрубил он.
— Тогда и говорить не о чем. Сейчас меня
