Сахарный череп - Марина Сергеевна Комарова
— Взаимно, — улыбнулась я, с интересом разглядывая его.
Надо же… Все дети мамы Замбы, а такие разные. Нганг суров и циничен. Таонга улыбчив и обаятелен до безобразия. А Экандэ… яркий, смешливый, энергичный, не упускающий возможность над чем-то подшутить.
Чего только стоит его прическа! Черные жесткие пряди заплетены во множество кос и переплетены красными нитями. Да и одежда не уступает: все расшито массой амулетов, бусин, костяшек, монеток, которые звенят при каждом шаге.
И сейчас все трое делали… Нет, описать словами даже не получится. Это уже была магия. Экандэ чертил круг, сложный, странный. Включая в него неизвестные символы. За ним следовал Таонга, проводя ладонью над линиями и что-то шепча. Линии зажигались ярко-голубым светом.
Нганг в центре возводил алтарь.
Я смотрела на происходящее, закутавшись в цветастую шаль мамы Замбы.
— Чует мое сердце, сегодня будет весело, — прокомментировала стоящая рядом мама Замба.
— Именно сегодня? — осторожно уточнила я.
Она хмыкнула:
— Я не колдун вугу, но я очень много за ними убираю, дорогая. И атмосферу чувствовать научилась. Мальчики готовятся серьезно.
— Кто будет вести ритуал? — спросила я.
Насколько мне известно, призывает всегда кто-то один. Остальные должны поддерживать и… если что — перехватить инициативу. И играть на барабанах. Духи и покровители вугу любят ритм.
Не знаю, сколько еще времени шла подготовка.
Просто в какой-то момент Таонга остался в круге и замер.
Нганг и Экандэ взяли в руки барабаны.
Это была странная мелодия. Казалось, она пришла из тех времен, когда земля Оутля была еще раскаленной, а единственными обитателями мира были только дикие ящеры.
Таонга зажег белые свечи на алтаре. Взметнулось колдовское голубоватое пламя. Потом набрал в рот рома и распылил его в четырех направлениях.
«Как и четыре стороны света у эс-калавера, — поняла я. — Везде должно быть испрошено благословение».
Барабаны застучали увереннее, звякнули колокольчики на пальцах Таонги.
— Папа Замди, открой Врата для нас! Открой врата, Папа Легбэ, Великий Барон, чтобы мог пройти тот, кого я жду! Едва его нога коснется этой земли, я отблагодарю тебя и всех духов!
Глаза Таонги стали белыми. Со стороны алтаря донесся странный звук: словно ворочалось огромное животное.
Стало холоднее. Я невольно сделала шаг назад, но сжавшиеся на предплечье пальцы мамы Замбы не дали сбежать.
Таонга тем временем повернулся на запад:
— Мет Агвае, повелитель безбрежного моря, услышь меня!
Поворот на восток.
— Лоуко Ати Сиа, повелитель ветров и вихрей, услышь меня!
Дробь барабанов, от которой нервы натянулись до предела. Резкий поворот на юг.
— Огу-аку, владыка огня и подземной кузницы, услышь меня!
И наконец-то поворот на север.
— Дамбе-алла, господин земных путей, услышь меня!
Нганг и Экандэ резко что-то выкрикнули, кинули барабаны друг другу. Я еле слышно охнула, но ловкие темные руки безошибочно поймали летящие инструменты и вновь забили в них.
К ритму добавилось еще лязганье металлических палочек, привязанных к алтарю.
— Барон послал нам ветер, — шепнула мама Замба. — Он слышит нас. Это хорошо.
Снова зазвенели колокольчики.
И сильный порыв ветра чуть не сбил меня с ног. В голове загудело, сознание пошло рябью, словно мелкие морские волны под пляской начинающейся бури.
Таонга взял с алтаря чашу из красного камня. Опустил туда черные бобы, кофе, кукурузу, орехи и перец, поднял и произнес:
— Это для будущего, великие духи.
А потом резко согнулся, выставляя чашу за спину на вытянутой руке:
— Это для прошлого.
Миг — чаша в его правой руке.
— Это для мира тех, кто умер и еще не родился.
Миг — в левой руке:
— Это для тех, кто еще живет.
Земля задрожала. Барабаны Нганга и Экандэ умолкли.
— Пусть земля будет свидетелем, я обращаюсь к тебе, барон Замди, — прозвучал голос Таонги.
Круг полыхал неистовым светом. Было страшно на него смотреть. Ветер все усиливался.
Мне отчаянно захотелось вцепиться в маму Замбу, но удалось только сжать пальцы на плечах, удерживая шаль.
Таонга медленно повернул голову. Глаза сверкнули мертвенно-белым пламенем, по земле начал стелиться туман.
— Роза, — низко и гулко позвал он. — Подойди.
С ног до головы окатило ледяной волной. Словно и правда где-то распахнулись огромные врата между мирами, и теперь все ветра вселенной мчатся сюда. Прямо к полыхающему голубым светом кругу.
Нерешительность не давала сделать и шага. Однако Таонга смотрел на меня.
Сердце пропустило удар. Не время раздумывать. Время идти.
Шаль сама соскользнула с моих плеч. Сделав глубокий вдох, я кое-как успокоилась и направилась к Таонге.
Мой колдун ждал меня.
Именно мой. Это стало ясно ровно в тот момент, когда моя босая ступня коснулась нарисованных на земле магических линий. Тут же вспыхнуло пламя. Я вскрикнула. Сильная рука перехватила меня, не давая не то что упасть — даже пошатнуться.
Сильные пальцы Таонги сжали мою ладонь.
Страх развеялся. Я уверенно прошла дальше, остановившись возле колдуна.
Пусть его глаза были белыми, а черты лица причудливо менялись, словно плоть Таонги на самом деле была густым черным дымом.
Но мир вокруг вдруг стал ярче и острее. Я слышала куда больше, чем раньше. Видела движущиеся тени, которые окружали нас. Чувствовала одновременно холод и жар. И вся эта странная сила, позволяющая увидеть мир таким, шла от прикосновения Таонги. Он делился со мной тем, чем наделены вугу. Возможностью чувствовать мир совсем не так, как у обычных смертных Оутля.
— Говори, — произнесли его губы.
А вот голос был низкий и жуткий. Он явно исходил из какого-то другого горла… нечеловеческого.
Я на миг растерялась, понимая, что не знаю, как быть. Братья дали мне общие инструкции. Быть вежливой, почтительной, но при этом не вести себя подобно трусливой овце. Барон Замди не любит тех, кто не знает, чего хочет. Барон Замди не любит тех, кто дерзит слишком откровенно. Но благоволит к смельчакам, не забывшим о почтении.
— Я пришла просить о помощи, Папа Легбэ, — наконец-то произнесла я пересохшими губами.
Обратилась именно так, как подсказывало сердце. У него много имен, но это одно из любимых. Так к нему обращаются вугу, его народ и его дети. Я не принадлежу к родне темнокожих колдунов, но они приняли меня. Доверили то, что обычно не слишком показывают чужим. А я поверила им, бесстрашно ступив в круг, понятия не имея, чем еще отзовется этот ритуал.
Раздался довольный смех.
Таонга вдруг стал выше. По смоляно-черным косичкам прошли фиолетовые отблески. Сверкнула ледяным огоньком длинная серьга в правом ухе.
На мускулистой груди появились белые
