Узник Гримуара (СИ) - Сазонов Михаил

— Хорошо, юдишка. Хорошо… — Горх ударил себя в грудь. — Признаю твое право называть меня синим, юдишка. Теперь я для тебя Синий Горх, а ты Юдишка Ульрих. И если вы хотите идти так далеко, то нужно думать лучше. И я останусь с вами. Идем мочить мелкую банду? Оскал полукровки был настолько предвкушающий, что Лира, которая смотрела на всё это, еле-еле проглотила ком в горле. Ульрих казалось бы, ничего не заметил. Он смотрел на Горха еще некоторое время, кивнул и чуть отошел. — Нет, мы не идем просто мочить мелкую банду. Мы идем мочить мелкую банду с умом! — Ульрих даже поднял свой палец вверх, чтобы подчеркнуть свою мысль, этот жест он подсмотрел у хозяина крупного постоялого двора. — Ых-ых-ыхы! — заржал Горх так, что казалось стены вот-вот затрясутся. — А-ха-ха-ха! — поддержал его Ульрих — Хи-хи-хи… — послышались тихие хихиканья от Лиры. А потом все трое просто ржали, выпуская моральное напряжение последних дней и главное принимая каждый для себя какое-то решение. А главное, находя опору в виде плана на ближайшее будущее. Не надо переживать, надо думать и делать. Это намного лучше, чем сидеть как крысы, переживать и висеть в неопределенности. Остались только детали…

Глава 24

Ульрих

Ульрих не обладал каким-то знаниями о штурме зданий и захвата ОПГгрупп, он не мог изготовить газ или яд. По сути, его знания ограничивались тем небольшим и насквозь прогнившем необразованном мирке, где он жил. Но он был не обделен смекалкой и зачатками планирования. Без планирования жизнь даже простого человека тяжела. Не получится накопить на дорогие вещи, если не брать кредиты, не получится построить свой бюджет, что уж говорить о семейном. Даже жить не получится нормально, только от зарплаты до зарплаты с займами у друзей, так как ты почти всю зарплату спустил в первый же день. Что уж говорить о таком мире, где жил этот пацан? Тут ему приходилось планировать, где взять покушать. Какие варианты есть, чтобы помыться, сколько еды в день ему позволено съесть, где спрятаться, чтобы тебя не достали. Ведь каждый его день был борьбой за выживание. Не за жизнь в понимании современного человека, которому плохо без палки колбасы или шоколадки, а за выживание, где съесть пару полу сгнивших овощей уже за радость. И ты знаешь, что если тебя не посадили на нож — уже хорошо. Смог пробраться в средний город и украсть ватрушку — вообще жизнь удалась. И если ты что-то забудешь, что-то не учтешь или неправильно распределишь в планировании свои цели и задачи, плохо их выполнишь — в лучшем случае ты будешь голодать. Или умрешь. И это выживание было каждый день. Дни складывались в недели, недели в месяцы, а месяцы в годы. И лучшего учителя у Ульриха не было. Но столь суровый учитель позволил развить заложенные в нем и его характере зачатки смекалки, научится планировать и все обдумывать, грамотно взвешивать свои силы. Переживания за Лиру его уже не так сильно волновали.

Ульрих об этом не думал, да и не мог он мыслить такими категориями, сравнивая себя с землянами. Он не мог сравнить себя даже со знатью, только что-то слышал о них, и воспринимались они вроде слухов и легенд. Он даже представить себя в виде полководца не мог, просто знал о них еще от отца, что рассказывал ему сказки и мифы. Так что он думал о другом. А точнее о поставленной перед ним задаче.

План Духа был неправильным, тот видимо не до конца разобрался в специфике нижнего уровня. Или оставил исполнение идеи на Ульриха. И Ульрих не подведет. Что же не так в специфике этого уровня? Тут одиночки это слабые изгои. Они никто. Ульрих мог бы сказать, что одиночки тут это самый низший уровень пищевой цепочки. Такие как они не будут наглеть и рисковать. Как не стал бы и он, если бы уже почти не сдался. Увидь они девушку, они не будут пытаться ее поймать или тем более воспользоваться. Нет. Они пройдут мимо, а потом за еду расскажут о ней в ближайшей банде. А потом будет облава силой одной банды, если это ее территория. Или всех соседних, если нейтральная. Причем в случае охоты на одиночек — последнее реальнее, так как одиночки не суются в зоны контроля банд. Если только не хотят продать какую-то информацию, какие-то находки или продать себя. Есть те, что продают свое тело. А так просто шариться или жить на территории банды это прямая дорога закончить жизнь не самым приятным способом.

Ему в голову и пришел в какой-то момент план следующих действий. Почему ему? Потому, что насколько бы Синий ни был опытным воином, но он был чужаком в нижнем городе как и Лира. Они просто не знали всех этих неформальных законов. Это только кажется, что тут властвует только закон силы. Да, он конечно важен и первичен, причем как личной силы, так и силы в других проявлениях. Но помимо силы тут имеются иные законы и неформальные правила. Ибо даже в столь жестком и жестоком месте никому не нужен дикий *беспредел*. Иначе тут не выжил бы никто. Тем более кто-то вроде *старого* Ульриха.

Одним из таких законов и хотел воспользоваться Ульрих. Это право продажи найденного на территории какой-либо банды. Отобрать найденное, например нож, могли лишь на нейтральных территориях. А вот на территории банды это было мало возможным. Точнее возможным, отчаявшиеся все же находились, но с такими разбиралась сама банда. Ибо продажа и обмен в банде первичен и священен. Даже член банды не заберет что-либо у того, кто идет продавать или менять. Иначе его накажут. Жестоко накажут. А вот надавить, запугать и купить очень дешево — да, это возможно. Но он должен добровольно согласится. А вот грубить члену банды нельзя, иначе у него будет формальный повод вызвать такого наглеца в круг, убить его и забрать все вещи. Это тоже регламентируется.

Все это Ульрих и рассказывал на их импровизированном собрании, чтобы подойти к сути своей идеи.

— Пользуясь этой возможностью, я пойду туда и продам… Да хоть вот этот нож, — Ульрих вытащил из сумки нож, причем самый дрянной, где видны были явные следы ржавчины. — И продам. А после поссорюсь с кем-то из них и зарежу. Может и не одного. Главное выбрать тех, кого я точно смогу потянуть. А потом надо будет мне оттуда быстро уходить. Очень быстро. Если сделаю все правильно, то на меня начнется охота. Вот тут и будешь нужен ты, Горх. Очень нужен. Нам надо наметить места, в которые я буду заманивать части погони. Лира, на тебе будет прикрытие Горха, тебе дадим копье. Прячешься и в случае нужды помогаешь, не даешь никому сбежать. Не надо даже нападать! Главное задержи, пока там Горх с ними не разберется и не положит всех. Да, мой план опасен для всех, но это куда разумнее. И Горх, я надеюсь, ты сможешь защитить Лиру?

Горх недовольно засопел, а Лира даже прикрыла рот руками. Ульрих же замолчал, видя всю эту реакцию, и непроизвольно дернул щекой в раздражении.

— Горх, только не говори, что ты сам хочешь пойти туда и начать играть эту роль!

Сарказма в голове Ульриха было столько, что его сложно было бы не заметить. На это Горх еще более тяжело задышал и пошел пятнами, сжимая и разжимая кулаки.

— Да. Я сильнее и лучше тренирован. Для тебя же это неоправданный риск. А я могу убить их всех, раз там такие правила… Да я каждого вызову в круг и они умрут. Или твоя решить хвастаться перед Лира? Нет на это время. Твоя, моя, наша ответственность и долг. Нильзя рисковать. У меня больше опыта и шанс. Ты еще только вставать на путь воина.

Ульрих покачал головой с осуждающим выражением на лице, отчего Горх заерзал на месте ибо почувствовал, что что-то упустил.

— Горх. Ты нелюдь. На тебя это не действует. Тебя просто убьют или устроят облаву банд. Надо скрывать твою суть. Даже когда станем очень сильной бандой, все равно надо скрывать. Ты понимаешь почему, Горх? Твоя голова тут просто ценный трофей. Тут такие люди, Горх. Для них нелюдь это грязь. Я может тоже так думал бы раньше, но я видел грязь, Горх. А еще ты служишь моему покровителю, а значит ты мой товарищ. Один же ты всех не убьешь. Их много.

— Но и так слишком много риска. Ты не уметь биться. Твоя не уметь правильно держать оружие. И ты не как Великий Дух. Я тебя научить основам, но ты не успеть их хорошо освоить, как твоя не понимать! — Горх стал нервничать и буквально махать руками, активно жестикулируя своими лапищами, в которые могла бы поместиться голова ребенка.