Троецарствие. Дилогия (СИ) - Останин Виталий Сергеевич

— И почему меня это должно интересовать? — голосом, совершенно не выдающим напряжения, поинтересовался мой побратим. — Тащите к Секретарю, пусть он разбирается. У меня и без важных пленных дел по горло.

— Юй, твою богатырскую душу мать! — заорал я. Меня вдруг наполнила радость, причем не только от того, что Воин сможет разъяснить патрульному, что я вовсе не лазутчик, а очень даже командующий этой армией. Как ни странно, куда больше меня взбодрило то, что быкоголовый князь демонов пережил ночное сражение и находится в добром здравии. Все-таки привык я к нему уже.

— Брат? — Лю Юй бросил бревно и стал осматриваться, ища меня глазами. Не сразу ему удалось совместить привычный мой образ с человеком в одеждах рядового солдата и с обмотанной бинтами головой. Наконец мы встретились глазами. — Старший брат, это ты? Или это могуй завладел твоим телом?

— Да с фигов бы злым духам похищать мое тело, здоровяк? — усмехнулся я. Глянул на капрала, он кивнул, мол, понял, ты тот, за кого себя выдаешь, и спрыгнул с коня. — Этим заняты исключительно живые.

Миг спустя Лю Юй уже сжимал меня, как маленький мальчик давно потерянного плюшевого мишку.

— Тихо! — смеясь, я стукнул его кулаком по плечу. — Видишь, бинты на голове? Это не маскировка. Стратег ранен, а ты, как обычно, собираешься его добить!

— Мы думали, что тебя убили!

— Ну, шансы на такой исход были очень велики. Кто выжил из штаба? Ванька? У Ваньнан?

По правде сказать, остальные меня не очень интересовали. Я их и не знал-то особо. Вестовые, чиновники, писцы, советники по разным вопросам, которые окружают руководителя фракции даже во время полевого выхода. А вот ординарец и Секретарь, эти были моей командой. Я к ним — только сейчас это понял — не просто привык. Я с ними уже сроднился.

— Юный Ван Дин сильно ранен, но Матушка И говорит, что он поправится. Полез тебя прикрывать?

— Ага.

— Храбрый малый. Порубали его крепко. А У Ваньнан спасся бегством. Ты же не осуждаешь его за это?

Здоровяк попытался заглянуть мне в глаза, но из-за разницы в росте между нами сделать это было совсем не просто.

— Да с фигов? Я сам улепетывал, не оглядывался! Правильно сделал, что сбежал! И что, выжил. Армии было бы трудно без такого умелого Секретаря. Что с Пиратом и Прапором? Амазонка жива?

Переводчик, уже основательно подстроившись под мою манеру давать людям прозвища, старательно произнес имена упомянутых капитанов.

— Живы и здоровы, хвала милосердной! Но как ты спасся? И почему на тебе одежда солдата?

Кстати! Тут я вспомнил, что мы все еще стоим посреди развалин передового лагеря у гор мертвых тел. А еще командир патруля, который меня сюда доставил, сидит в седле и смотрит на меня с настороженностью.

— Я-цзян! — крикнул я. Когда воин спешился и приблизился ко мне, спросил: — Как твое имя, я-цзян?

— Боахин Чженьгуэ! — откликнулся он, вытягиваясь в струну.

Боже! Боахин Чженьгуэ! За что мне это? Ладно, будешь капралом, раз уж звание более-менее соответствует.

— Я-цзян Боахин. Сопровождай меня до штаба. Там мы определим тебе награду.

— Но за что, господин? — искренне удивился капрал. — Я ведь просто делал, что должно.

— Вот за это, — отмел я его возражения. Взобрался в седло и крикнул побратиму. — Погнали в штаб, расскажешь по пути, что тут без меня было.

Мы сумели не проиграть, хотя были к этому очень близки. Когда войска Ля Ина обрушились на наши позиции, засадные отряды ударили, как и планировалось. Кое-где им удалось опрокинуть врага, в других местах нет, и битва на некоторое время замерла в позиционном стоянии. Переходить в контратаку мои капитаны не решались, видя «преимущество» в живой силе противника, а тот, в свою очередь, не спешил прорывать наш фронт. На это, я полагаю, владелец Синьду и рассчитывал.

Ему ведь нужен был я. Поэтому он и создал давку у передового лагеря. Понимал, что, увидев размеры его войска, я однозначно помчусь в штаб, чтобы попытаться разработать стратегию противодействия новой угрозе. И послал туда мобильный отряд конницы.

А вот после этого, видимо, когда мое бессознательное тело доставили в город, он приказал отступать. И вот с этим у Ля Ина получилось хуже, чем с наступлением. Войска стали перемешиваться, сталкиваться друг с другом. В какой-то момент Мытарь, уже собравший вокруг себя новый штаб и уведомивший капитанов о моей пропаже, сообразил, что численность войск противника не настолько возросла, как он пытается нам показать.

Он отправил Гань Нина с его ударной конницей на разведку. Пират обогнул сражение, вышел во фланг «огромной армии» и увидел, что не такая уж она и большая. Солдаты двигались в очень рассредоточенном строю, а чтобы не потеряться в темноте, были связаны копьями. То есть один брал копье под острие, второй за пятку, и таким вот макаром они маршировали.

Сотня Гань Нина ворвалась в эти разрозненные порядки врага с фланга, откуда никто не ждал атаки. Перепугала бедных копейщиков, которые в таком построении даже отпора не могли организовать. Порубила бегущих и вернулась с докладом к Секретарю. Тот получил подтверждение своим подозрениям и передал общий приказ переходить в контратаку.

Центральные порядки войск Ля Ина держались дольше всего — они ведь не изображали из себя вдвое возросшую численность. Их опрокинули спустя час жестокого и очень кровопролитного боя. Потом все пошло уже полегче. Разрозненные войска, цель которых была напугать нас, толкового сопротивления оказать не могли, бросали фонари и строились в привычные порядки. В результате все запутались и перемешались, и еще пару часов битва шла в режиме «все против всех». В основном, конечно, «friendly fire» происходил у синьдунцев, но и мы несли потери от «дружеского огня».

Так, сильно выдвинувшийся вперед отряд мечников оказался зажатым между сразу тремя подразделениями врага. Завязалась рубка, в которой солдаты видели только рядом стоящих товарищей и точно знали, что свои — это они. А кто там дальше вокруг — бог весть!

В полутора сотнях шагов от них вышел из леса отряд моих тяжелых арбалетчиков и увидел мутное темное пятно, в котором угадывалось очень много людей, идущих, как казалось, прямо на них. Капитан арбалетчиков решил, что в той стороне своих быть не может, приказал построиться в боевые порядки и начал гвоздить в темноту.

Они расстреляли весь носимый боезапас, после чего отступили на исходную позицию. А утром, когда битва закончилась, и командиры начали собирать информацию об отсутствующих подразделениях, мечников нашел разведчик. Все пятьсот человек были убиты арбалетными болтами с клеймами поянских мастерских. Как и их враги — арбалетчики перебили четыре отряда. Без малого две тысячи человек.

— У Ваньнан еще собирает сведения о потерях, — закончил свой рассказ Воин. — Но уже сейчас понятно, что в ночном бою мы потеряли не менее пяти тысяч человек только погибшими.

Впору было за голову хвататься! Десятая часть моей армии погибла, а мы даже до стен не дошли! Хорош, Стратег, нечего сказать!

— Что у врага? — уточнил я, держа на лице маску бесстрастности.

— Сложно сказать, брат. Точно не меньше, чем у нас. Сейчас доберемся до штаба, может, у Секретаря уже больше информации.

В штабе, расположенном в центре основного лагеря, обнаружились и Мытарь, и Пират, и даже Прапор. Амазонка, как мне сказали, занималась внешним периметром, то есть отлавливала не успевших убраться за стены города солдат врага.

Меня все приветствовали бурно и радостно. Только Секретарь вел себя сдержанно, а остальные разве что не прыгали. Я тоже чувствовал себя так, будто вернулся из долгой и утомительной командировки домой. Странное чувство…

Всех, конечно, интересовало, как мне удалось выбраться из плена, и я выдал им урезанную версию, в которой был невероятно крут, а демон мне, конечно же, не помогал. Фиг его знает, как отреагируют подчиненные, когда узнают, что их начальник — частично одержимый.

После моего рассказа наконец перешли к докладам о состоянии дел.