Джон Норман - Странники Гора

– Осторожно! – вскричал я.

Камчак обернулся, чтобы посмотреть, чего это я кричу, и сделал это на свое счастье, потому что когда он оборачивался, солнце вспыхнуло, отразившись от его лезвия, прямо в глаза Камрасу, даже заслонившемуся рукой. На миг он был ослеплен.

– Бей! – вскричал я.

– Чего? – снова спросил Камчак.

– Осторожно! – вскрикнул я, потому что Камрас уже снова наступал.

Камчак старался держаться так, чтобы солнце было за его спиной – он использовал светило так же, как использует его тарн при охоте.

Мне казалось, что Камчаку невероятно повезло.

Солнце, отразившееся в нужный момент, спасло Камчаку жизнь.

Камрас прыгнул, и казалось, будто бы Камчак вскинул руку, защищаясь, в последний миг. Впрочем, он потерял равновесие и мгновение стоял только на одной ноге. Я заметил, что удар был гладко парирован. Камрас начал гнать Камчака по песчаному кругу. Камчак спотыкался, едва не падал неуклюже и пытался восстановить равновесие. Теперь Камрасу удавалось при каждой атаке успеть ударить не менее дюжины раз. Но каждый раз, к моему удивлению, спотыкающийся Камчак, державший теперь меч словно пестик аптекаря, каким-то образом умудрялся отразить удар.

– Убей его! – вскричала Африз.

Я закрыл глаза. В любое следующее мгновение я ждал увидеть своего друга мертвым.

Тут, будто бы устав, Камчак, отдуваясь, сел в песок. Он держал меч перед лицом, закрывая себе обзор. Но, отталкиваясь ногами, он вращался на собственном заду, всегда находясь лицом к Камрасу, откуда бы тот ни наскакивал.

При каждом приступе тарианец бил уже всерьез, но каким-то невероятным образом в последнее мгновение тарианская сталь соскальзывала по клинку Камчака Камчак хранил на лице выражение беспомощного изумления. Мое сердце замирало на каждом таком пассаже. Я был поражен, что в течение нескольких минут Камчак был объектом все более яростной атаки чемпиона Тарии и до сих пор умудрился оказаться незадетым.

Затем Камчак устало поднялся на ноги.

– Умри, тачак! – вскричал разъяренный Камрас, бросаясь на него.

В следующую минуту я едва осмеливался дышать; кругом наступила тишина, нарушаемая лишь звоном стали. Камчак стоял так твердо, что, казалось, голова его оставалась совершенно неподвижной, а тело ловко двигалось, помогая бешеному движению клинка в руке.

Наконец Камрас, уставший, едва способный поднять руку, отступил.

Еще раз Камчак опытным движением послал солнечное отражение с лезвия меча в глаза противнику.

Камрас зажмурился, вяло прикрываясь мечом.

Оставшуюся часть схватки Камчак шаг за шагом приближался к противнику. Я видел, как кровь появилась на скуле Камраса, на левой руке, затем на бедре, затем на ухе.

– Убей его! – кричала Африз.

Но теперь, шатаясь как пьяный, Камрас бился за свою жизнь, а тачак, как медведь, лениво следовал за ним, легко задевая тело противника мечом.

– Убей его! – выла Африз.

Минут пятнадцать терпеливо, не торопясь, Камчак наступал на Камраса, нанося ему неглубокие, но чувствительные царапины и раны, оставляя быстро проступающую яркую кровь на его тунике или теле.

Затем, к своему удивлению и удивлению всех, Камрас – чемпион Тарии в воинском искусстве так ослаб от потери крови, что упал на колени. Камрас пытался поднять свой меч, но стопа Камчака вдавила его в песок, и Камрас поднял глаза, чтобы посмотреть в изборожденное шрамами свирепое лицо тачака.

Меч Камчака был у его глотки.

– Шесть лет, – сказал Камчак, – прежде чем у меня появились шрамы, я был наемником в охране Ара. В то время я стал первым мечом.

Камрас упал в песок, к ногам Камчака, неспособный даже просить пощады. Но Камчак не убил его.

Вместо этого он бросил свой меч в песок – и меч вонзился почти до рукояти.

Он посмотрел на нас и ухмыльнулся.

– Интересное оружие, – сказал он, – но я предпочитаю копье и кайву.

Вокруг поднялся невероятный шум, биение сотен копий по кожаным щитам. Я бросился к Камчаку, обнял его, чуть не плача от радости. Он довольно ухмылялся; пот блестел в бороздах его шрамов.

Тут он повернулся и подошел к столбу Африз, стоявшей там с запястьями, скованными сталью.

Она взглянула на него, потеряв дар речи от ужаса.

Глава 11 ОШЕЙНИК И КОЛОКОЛЬЧИКИ

Камчак внимательно разглядывал Африз.

– Почему это рабыня, – риторически спросил он, – нарядилась в платье свободной женщины?

– Пожалуйста, нет, тачак, пожалуйста, – в глазах прекрасной тарианки стояли слезы.

И в следующий момент благородная, очаровательная Африз из Тарии осталась у столба в чем мать родила перед глазами своего господина.

Она закинула голову и застонала. Запястья её все ещё были скованы удерживающими кольцами. Как и предполагал Камчак, она погнушалась надеть наряд рабыни под бело-золотое платье.

Кассарская девушка, прикованная напротив неё к столбу, теперь была освобождена судьей, она подошла к столбу, к которому все ещё была прикована Африз.

– Славно сделано, Камчак, спасибо.

Камчак только пожал плечами.

Тогда девушка мстительно подняла пальцем подбородок очаровательной Африз.

– Рабыня, – прошипела кассарка, – рабыня…

Затем она отвернулась и пошла к своим.

Камчак громко рассмеялся.

– Накажи её, – потребовала Африз.

Внезапно Камчак выдал Африз пощечину. Ее качнуло в сторону, и из угла рта показалась струйка крови. Девушка поглядела на Камчака со страхом. Может быть, её ударили в первый раз за всю жизнь.

Камчак стукнул её не слишком сильно, но вполне достаточно, чтобы проучить.

– Ты должна понять, что тебя может наказать любой свободный воин народов фургонов, – сказал он.

– Вижу, – произнес кто-то за спиной, – ты знаешь, как обращаться с рабами.

Я обернулся и увидел, что в нескольких футах от нас рабы, стоявшие на окровавленном песке, держали на плечах открытый и роскошно убранный паланкин Сафрара из касты торговцев.

Африз вспыхнула с головы до ног – все её тело залила краска стыда.

Круглое красное лицо Сафрара лучилось радостью, хоть я и думал, что день похищения Африч будет трагичным для него. Узкие алые губь – юргов широко раздвинулись в гримасе удовольствие показались золотые зубы. Африз дернулась в наручниках пытаясь напрасно прикрыться – теперь зрелище её наготы во всем богатстве было доступно даже для рабов, несущих паланкин. Для всех рабов Африз была теперь не больше, чем они сами: разве что её тело будет использовано не для того, чтобы переносить паланкин, носить грузы или копаться в земле, а станет служить несколько иным целям, впрочем, более легким и, без сомнения, более приятным, чем тело рабов-мужчин. – Сафрар! – закричала Африз.