Павел Виноградов - Хозяин Древа сего

— Все как всегда: лжа твоя — ложь и лажа… Ты построил свой дом на вранье…

— Ну и что?

Дый остановился на вершине утеса, погрузив взор в вяло текущую реку. Варнава встал рядом.

— Я даю всем — и Продленным, и Кратким, и даже Теням — то, что они хотят. Разве это не милосердно?

— Не милосердно.

— Это с твоей, назарянской, точки зрения. А прочий пипл хавает, еще и добавки просит. Есть вот некий… рехнувшийся на всю голову художник, короче…

— Я знаю, о ком ты.

— Ну вот, пришла мне охота над ним стебануться. Все Шамбалу искал в Стволе, в горной стране, где нет ее, естественно. Ну, ходят легенды, слухи. И есть несколько выходов отсюда туда, как раз там, где он рыскал — тут не сильно ошибся. Я за ним приглядывал, потому как пригодиться мог. Волшебный камень, коим Шамбала создана, вожделеет. Ну, тоже деза для Кратких — им что камень, что куча дерьма, все едино слопают… Короче, выломал я кусок черной породы в горах, да и отослал ему почтой, — Дый довольно ухнул. — Принял, аки драгоценность велию, да и всем придуркам своим поклоняться велел. А грамотный ведь человек, Книгу эту вашу назубок знает, и что «Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень?»… А вот не въехал в хохму.

— Ну, что ты козел, это понятно, — равнодушно уронил Варнава. — А парня жалко — хороший ведь художник…

— Да и Синяя харя тоже музыкант хороший. А все у меня. Что до художника, так его баба накручивала. Бабы — они твари очень мне полезные…

— Опять долбил Ствол своим булыжником. Доиграешься, Дый…

— Да не убудет от твоего Ствола. Не пошла от той посылки Ветвь, значит, так в Стволе теперь и отпечаталось до Кроны… Давай-ка на тот берег кости перебросим, экскурсия-то наша продолжается, или как?

— Или как, — буркнул Варнава, вновь испытывая крепость дыевых объятий и вонь его брады.

Впрочем, на сей раз, прыжок был коротким, в миг они оказались на противоположном берегу. Здесь все было совсем не так, как на только что ими оставленном. Вокруг царила блеклая северная природа — неяркие полевые цветы, скромные березы, хмурые елки. Даже река виделась отсюда не роскошной тропической ленивицей, как с противоположного берега, а молчаливой чуть простуженной дамой, тихонько перебирающей четки мелких волн под стальной крышей неба. Вся экзотика того берега скрывалась в густом тумане, как убедился Варнава, кинув туда взгляд. Но и тут сквозь редкий лес вела удобная просека, по которой уже резво шагал Дый. Варнава, которому стало казаться, что серная вонь усиливается, поплелся за ним. Через пару минут вышли на ясную полянку со скошенной травой. Возвышался на ней немалый стог сена, к которому прилепился шалаш из того же материала. Больше тут ничего не было, лишь два чурбачка у дырки, ведшей внутрь шалаша, один из них был значительно короче другого. Впрочем, еще были звуки: Варнава совершенно отчетливо слышал скрежет бруска, водимого по железу — для только что выкошенной поляны явление совершенно нормальное. Однако самого косаря нигде не наблюдалось. Как только Дый с Варнавой подошли, звук смолк, зато ниоткуда раздался жалобный голос. Говоривший заметно картавил, и, кажется, тоже был простужен.

— Зд`авствуйте, зд`авствуйте, това`ищ Дый, — быстро заговорил голосок. — `Адость-то какая! А то думал, совсем меня забыли…

— Да что ты, Вован, разве ж тебя забудешь? Тебя ж никто не забудет, кто с тобой дело имел.

Дый говорил с подчеркнутым уважением, Варнава даже удивленно посмотрел на него, стараясь понять, подлинный решпект оказывает он бесплотному вещателю, или по обыкновению глумится. Углядев скрытую бородой ухмылочку, решил: «Глумится!».

— Ста`аюсь, батенька, ста`аюсь, — со смешком ответствовал голос. — А что это за юноша с вами?

— Да вот, зятек Варнава погостить приехал, — без зазрения совести врезал Дый. — Хороший парнишка, Дианка моя от него без ума.

— Ну, ваша чудесная дочуйка плохого выбо`а не сделает. Сразу видно: б`авый парень, настоящий П`одленный…

— Да еще и поп! — уже не таясь, заржал Дый.

Картавый голосок смущенно примолк, потом, видимо, оправившись от полученной информации, вновь заговорил:

— Вст`ечались, вст`ечались мне поядочные священники, более того, скажу я вам, настоящие бойцы за дело `еволюции, четко осознающие инте`есы угнетенных классов и всецело сочувствующие их бойбе.

— Ага, а остальных ты вешал, — буркнул Дый, больше не скрывая презрения к

собеседнику.

«Все-таки, какой он хам», — подумал Варнава, преисполняясь сочувствием к унижаемому невидимке.

— В тот период а`хиважным было проявить `еволюционную твёйдость, — заявил голос, при этом униженности в нем уже не слышалось. Напротив — напор и даже дальний отголосок какой-то зловещей силы. — Сегодня ситуация изменилась, — вновь жалобно обмяк.

— Ага, вчера было рано, завтра будет поздно, — пробормотал Дый.

— Именно, това`ищ Дый, — с вновь пробудившимся энтузиазмом подхватил голос. — И вся надежда теперь на…эээ… коллег вашего зятя. Вы, кстати, не по моему делу его пьивели?

— Нет, Вован, ты уж прости. Просто гуляем. А делом твоим займусь, не сомневайся. Скоро уже…

— Ну, надеюсь и жду. П`остите, това`ищи, мне полянку докосить надо, а потом п`исяду на чу`бачок, паочку `абот напишу.

— Пока-пока, Вован. Пиши на благо трудящихся Шамбалы и ее окрестностей, пейсатель хренов, — небрежно бросил Дый, двигаясь дальше.

— Жалкий тип, — проговорил он, когда они уже достаточно удалились от полянки. — Продлил я его, да слишком рьяно за ним перед смертью присматривали, чтобы можно было вытащить незаметно. Короче, помер в самый момент продления, музыка еще не замолкла. Полный абзац: в кресле — мертвое физическое тело, астральное в панике вокруг шныряет, обалделый повар, который ему завтрак принес, столбом стоит, а я ничего сделать не могу. Ну, забрал его астрал, куда деваться, а физику в Стволе в мавзолей положили. Думали сначала закопать, как обычно, а потом глядят — не гниет. Естественно, как же тело Продленного гнить может, хоть его астрал и где-то на стороне болтается… Теперь ни то, ни се — пользы мне от призрака ноль, тело в сохранности, но в Стволе. Из мавзолея, правда, убрали, но поместили в спецхран, где оно до самой Кроны киснет. И не добраться теперь до него — в секторах, где он должен быть живой, естественно, только зомби бездушный остался. А за мумией следят постоянно — охрана там, ученые. Лежала бы в могиле, я бы ее мигом вытащил, да подложил бы искусственного кадавра, чтобы полный ажур. А так — опасно больно. Ума не приложу, что с ним теперь делать.

— Зачем же ты его вообще сюда притащил?