Picaro - Последний поход Морица фон Вернера

Лекарь хотел сказать еще что-то, но стоило фон Цобергу заговорить, как он тут же умолк.

— Если я не буду во время приступа жрать рубины, — сказал гигант, — или хотя бы снадобье из них, то надолго останусь бруманом. А это очень тяжело, — рыцарь горестно вздохнул. — Вначале просто хочется порвать на части каждого, кто окажется рядом, а потом начинает разрывать тебя самого. Трясет, дергает во все стороны, голова раскалывается на части… — фон Цоберг содрогнулся. — Хочется орать от нестерпимого зуда, а кровь того и гляди, закипит в жилах. Превращение дает большую силу, но потом, через несколько дней места себе не находишь от боли в костях. Жуть, врагу не пожелаешь. Но, если сожрать хотя бы маленький рубин, то сразу становится легче, — открыв глаза, рыцарь посмотрел на слушателей словно пытаясь убедиться, хорошо ли его понимают. — Не все мои предки были бруманами, но время от времени в роду рождались такие, как я, и тут без "крови дракона" никуда не денешься.

— Прошу прощения, мессир, — робко перебил лекарь, — не сочтите за дерзость. Как часто, вам необходимо принимать корунд?

— Часто, — помрачнел фон Цоберг, но тут же оживился. — Я как услышал от шлюшки Алины байку про твою печь для рубинов, то сразу понял — вот оно! Наконец-то свершилось. Теперь не нужно будет ломать голову над тем, где взять деньги на снадобье.

— Всегда к вашим услугам, мессир, — Нимер испуганно поклонился. — Буду только рад вам помочь. По мере сил. Но не пора ли нам уйти отсюда? Вдруг кто-то появится?

— Глупости, — фон Цоберг громко зевнул. — Эта хибара в самой середине леса — я сам ее с трудом отыскал… Каждый раз, когда нажрусь "крови", так хорошо себя чувствую, — с детской непосредственностью сказал гигант. — Ничего не хочется делать и поговорить тянет. Я ведь после смерти брата один остался…

— А что случилось с вашим уважаемым братом? — осторожно спросил Нимер.

— Погиб, — сухо ответил бруман.

Помолчав, рыцарь рассказал, что его младший брат, с которым они появились из чрева матери в один день, был весьма ученым человеком. Тоже бруманом, но не совсем обычным: приступы ярости у него проходили намного легче. С детства он читал научные труды, изучал алхимию, все время возился в своем подвале под башней, где оборудовал лабораторию. Хотел найти Магистериум, чтобы у братьев было вдоволь золота для покупки "крови дракона". Улучшил снадобье из толченых в порошок рубинов и оно стало дольше действовать. Еще братец переписывался с другими алхимиками.

— Есть такой Фрабер, — вспомнил фон Цоберг. — В столице империи живет. Так вот, братец с ним все время списывался.

Лекарь закивал.

— Ганс Фрабер, придворный алхимик князя Урренского, магистр, — произнес он с уважением. — Человек достойный восхищения за свой ум, но осмелюсь заметить, — в голосе Нимера послышалось злорадство, — пошел по неправильному пути…

— Не знаю, — фон Цоберг переступил с ноги на ногу. — Я в этих делах мало что понимаю: у меня голова по-другому устроена. Мое дело — война. А братец у меня был умен, только вот ни к чему хорошему его опыты не привели. Взорвался вместе со всей лабораторией. Такой взрыв был, как будто мину под башню подвели. Когда завал раскопали, то увидели, что ему голову напрочь снесло…

— Какой ужас, — пробормотал алхимик, а фон Вернер сморщился от боли в оживающем теле.

— Видал я вещи и пострашнее, — веско сказал рыцарь. — Но тут хоть дважды бруманом будь, а не выживешь. Нас, когда мы в нечеловеческом облике — убить тяжело и раны очень быстро заживают, но раньше, когда пороха, бомбард и ружей еще не придумали — легче было. Например, вот ты, — посуровев, фон Цоберг уставился на стрелка. — Если бы ты и твои дружки в меня из аркебуз у Медвежьего замка не попали, то я бы на кусочки вас разорвал.

Чувствуя, как внутри все похолодело от страха, Мориц потупился.

— Мне потом пришлось три дня в лесу отлеживаться, — продолжал бруман. — Хорошо, что при себе снадобье было и золотишко вашего казначея. Как только себя лучше почувствовал, то отыскал ювелира и купил у него пару камешков… Я, когда Алина в "берлогу" средь ночи заявилась и все выложила про алхимика, который в печки драгоценные камни печет, сразу уразумел, что терять времени нельзя. Среди ночи всю свору братьев-разбойников погнал в лес, вначале думал, вместе сподручней алхимика искать будет. А через лигу понял, что не нужен мне никто: сам справлюсь. Плюс золотишко, что шлюха привезла, делить ну никак нельзя было… — гигант вздохнул. — Пришлось обернуться бруманом и всех порвать на кусочки. Но не повезло: несколько человек ускользнули, пришлось за ними до Медвежьего замка гнаться. А там вы с аркебузами оказались…

— Прошу прощения, мессир, — перебил алхимик. — Вы можете трансформироваться по собственному желанию?

— Могу, — буркнул рыцарь. — Особенно, когда сражение, очень в бою помогает.

— А разве вы таким образом не рискуете открыть свой истинный облик? — интерес ученого в Нимере все больше брал вверх над осторожностью. — Ведь люди…

— В бою людишкам, которые с тобой, не до того, как выглядишь, — ответил фон Цоберг. — Им только лучше, если враг лишний раз в портки наклал. Когда идет резня и все друг дружке кишки выпускают, зубами глотку грызут, тут не до того, чтобы по-сторонам глазеть. Ты вот у него спроси, — рыцарь кивнул на стрелка. — Он эти вещи на своей шкуре испытал… А вообще весь наш род после того, как первый Бруман мою прапрапрапрапрабабку покрыл, только и делает, что сражается, да по большим дорогам за добычей охотится. Одному прадеду повезло, что его папаша в награду за военные подвиги от императора землю получил, а на ней золотую жилу нашли. Так он потом всю жизнь в замке просидел, монету чеканил. И моему деду хватило до самой смерти. А вот папаше — нет, покупать рубины было уже не за что… У нас ведь как в семье получилось, — оживился фон Цоберг, — когда первый ребенок от Брумана родился… Прапрапрапра… Тьфу! Ну, самая первая бабка, Эдвигой звали, родила, то младенец все время орал. И днем и ночью. Что не делала ничего не помогало. Стала ребенка по всяким ведуньям-колдуньям таскать, но никто ничего присоветовать не мог. Пока какой-то полуэльф, говорят, тогда такие еще водились, сказал дать младенцу вина с порошком из толченного рубина. Малый глотнул и сразу успокоился. Ну, тут все сразу стало ясно.

— А почему он не превратился в брумана, когда первый раз приступ начался? — спросил алхимик. — Ведь вы говорите, что…

— Я рассказываю, как мне папаша сказывал, — нахмурился фон Цоберг. — А как оно там на самом деле было, никто точно не скажет. Предки мои были люди неграмотные, в лучшем случае, подпись ставить умели, и записок не оставили. Да и сам я с трудом буквы в слова складываю. Вот братец мой — тот ученый был, а я, как на службу подался, так до сих пор из рук меча не выпускаю. Со всякой сволочью всю жизнь якшаюсь, чтобы вместе золото добывать. Когда война, то полегче будет, что у врага взял, то твое. А если мир, — фон Цоберг скривился, — то совсем жизни нет. Как волк по лесам бегаешь, добычу ищешь. Ну, ничего, — лицо гиганта посветлело, — теперь старой жизни конец. Будешь мне в печи камни делать, ученый человек, — бруман весело посмотрел на потупившегося Нимера. — Содержать буду хорошо. В тепле и сытости. Если девки понадобятся, то получишь…