Наталья Резанова - Дети луны

— Следишь? — бросила, осклабившись.

— Я все видел, — голос его звучал хрипло.

— Я ни от кого не скрываюсь, болван!

— Не скрываешься… Я ведь говорил тебе — со мной лучше не шути.

— И тебе говорили — убью. И утоплю. Там был пруд, здесь Энол. Даже лучше.

— И безо всякого стыда… с ним… я же догадывался, ведь ты от него пришла… а я ей честно замуж предлагал… а может, и не только с ним… этот, черный, тоже с тобой всю дорогу…

— До нее не сразу дошло, о чем речь.

— Я всегда знала, что ты глуп, но что ты настолько глуп…

— Оправдываться будешь?

— Оправдываться? Ты радоваться должен, что тебя сразу не убили, благодарен быть, что нытье твое и рожу тошную терплю, а ты права предъявлять? Нет у тебя прав на меня. И ни у кого нет. Ни у Вельфа, ни у Раймунда, ни у короля. Ни у одной живой твари нет и быть не может.

— Правда? — по-видимому, он все же принял эту филиппику за попытку оправдаться.

— К черту! Кто ты такой, чтоб тебе еще и врать?

— Кто я? — Он снова возмутился. — Я — рыцарь. Даниель Арнсбат. Сын Николаса.

— Не поминай родителя всуе! Арнсбат… А я Адриана. И Странник. И они оба вместе. Чего тебе от нас надо?

— Я люблю тебя, Адри.

— Слышали уже. Придумай что еще. И ты, плакальщик, всех перебудил, спать людям не даешь.

Действительно, один из лежавших сел и подбросил хвороста в тлеющий костерок. Полыхнув, высоко взлетел язык пламени. Адриана спокойно подошла, села, протянула руки к огню. Никто не обратил внимания — Странник мог подсаживаться к любому костру.

— Привет, Странник, как живешь?

— Помаленьку…

Протянули горсть орехов.

— Спасибо, Рейни. А у вас что слышно?

А вот Даниель так сесть не мог. И заговорить не мог. И он это понял.

Адриана сидела, грызла орехи. Ну и денек! И спать не хочется. И ведь если бы осталась в Книзе, не исключено, что и вышла бы за этого Даниеля — по бедности да из уважения к старику. Только, по счастью, в Книзе между ними, кроме «здравствуй» и «прощай», ничего не было. Однако Странник-то каков! Король с полководцем из-за него спорят! «В Книзе, когда я подыхала от одиночества, никто меня не любил, ни одна собака. А теперь всем Странник понадобился, жить без него нельзя!»

Запахнувшись в плащ, она смотрела в огонь, и простая истина открылась ей — никого не люби, и все будут любить тебя.

Но это открытие не доставило ей никакой радости.

На следующее утро Странник сводил Кречета к Энолу, вычистил его, накормил. Потом, как договорились, направился к Вельфу. По пути завернул к казначею и взял у него деньги — мало ли что! Вельф сам бескорыстный и думает, что если он Страннику не платит, то этим его выделяет. Но у людей другие системы оценки… Казначей глядел на него, как на врага рода человеческого, но полный кошель золотых все-таки выдал. Странник небрежно сунул его за пазуху. Выходя от казначея, тут же узрел спину маркграфа Унрика, который жаловался Северу, что «безродный проходимец завоевал расположение его величества, в то время как иные, честно носящие свое имя…»

— Не проходимец, а Странник! Разница, — поправил лазутчик, минуя возмущенную спину. Унрик вздрогнул и застыл, не кончив фразы.

Это происшествие несколько развеселило Странника, и он продолжал путь с легким сердцем. Вельфа он застал беседующим с Саулом Лошадиной Гривой, люди которого вернулись ночью из разведки. Странник подождал, когда разговор закончится. Судя по словам Саула, противник располагал значительными силами. Первое, что спросил Вельф, было:

— Ел сегодня?

Получив отрицательный ответ, он вызвал Ива. Тот приволок холодный пирог с зайчатиной и баклагу с вином. Странник ел, пил, а Вельф смотрел на него с видимым удовольствием. Проглотив последний кусок, Странник поинтересовался:

— Сделай милость, скажи, что хоть у вас было без меня?

— А что было? Как всегда. В предгорье столкнулись со вспомогательным отрядом ордена, который сюда спешил. Там они и полегли. А дальше — Гернат. Убили кое-кого из тех, что ты знал. Кимона Арвенца, Грегора…

— А Халкис? Я его не видел.

— Увидишь. У северного входа в долину сухое дерево. Он там висит.

— Гернат?

— Нет. — Губы его раздвинулись, обнажив ряд ровных зубов. — Струсил в сражении, отступил. Ряды смешались. Из-за него и Герната упустили. Трусов — ненавижу! Повесил я его. И за ноги… пока глаза не лопнут, Чтоб другим неповадно было. Ты чего?

— Ничего, — пробормотал Странник, отставляя кружку с вином. В самом деле, с чего это он взял, что Вельф лучше других?

— Так. Ты принес сегодня мою печать?

— Она всегда со мной.

— Дай мне ее.

Странник медленно снял с руки ремешок, на котором висела печать, и протянул Вельфу. Сердце его сжалось в тягостном предчувствии. Вельф мгновенно взглянул на печать и обмотал ремешок вокруг запястья.

— Ты… забираешь?

— Да. Печать останется у меня.

— И каждый имеет право меня убить?

— Печать — знак разведчика и гонца, а ты им больше не будешь.

— Да уж… какой из меня теперь разведчик? Загубили вы меня вместе с королем. Почему бы сразу не приставить ко мне двух герольдов, и чтоб орали: «Вон идет Странник!»

— Как знать, может, когда-нибудь так и будет.

— Ты что же…

— То! — Вельф не дал Страннику договорить. — Хватит с меня. Предупредил я тебя вчера. Сделаешь, как я велю. Конь у тебя теперь есть, остальное я дам.

— Смысл-то какой…

— Опять за свое принимаешься? Или испугался? Что я о трусах думаю, ты знаешь.

Странник легко вскочил на ноги.

— Ну, соглашусь я, — с трудом выговорил он. — А смысла все равно никакого. Странника ты потеряешь, а рыцаря не приобретешь. Не такой я человек. Рыцарь должен любить войну, а мне от нее тошно.

— Наладился еще с лета ругать войну! Все мы ею живем — и я, и ты, и все кругом. И без войны настоящему человеку на земле делать нечего. И раз уж человек от природы не ничтожная козявка, он должен в бою добывать себе высокую долю, а ты — черт бы тебя драл! — с упорством держишься за ничтожество.

— Это смотря что считать за высокую долю.

— Снова! Скорее Саул свою лошадиную гриву острижет, чем ты, Странник, признаешься, что был неправ.

— Это верно. Он ведь собрался остричься, когда кончится война. Вот я и пойду сражаться, чтоб она быстрее кончилась. — Он шагнул наружу. Вслед ему Вельф торжествующе крикнул:

— Война не кончится никогда!

В самом начале своих странствий он видел человека, раздавленного упавшим деревом. Сейчас Странник чувствовал примерно то же, что и тот человек. За прошедшие годы он так привык к печати, что ощущал ее частью себя самого. И — все. Он самозванец, бродяга в богатом плаще. Несравненно лучше было бы, если бы Вельф относился к нему просто как к слуге. Тогда бы не пришла ему в голову дурацкая идея сделать Странника равным себе, и он оставил бы его в покое. А объяснять ему — все равно что биться головой об стену. Значит, ошибался Странник, преувеличивал свое влияние на Вельфа, а теперь расхлебывай!