Виктор Некрас - Дажьбоговы внуки. Свиток первый. Жребий изгоев

И надолго ли удержишь, Всеслав Брячиславич, после такого плесковскую-то землю?

Стало, оставался только один способ — взять Плесков изгоном, внезапно.

Всё это Всеслав обдумал ещё в Полоцке с Бренем и иными воеводами, когда они прикидывали силы, потребные для плесковского похода.

Кривичи плесковские против не станут, это Всеслав знал точно. Вот только наместник с дружиной из словен да киян, гридень Мстислава Изяславича Новогородского…

И всё было рассчитано правильно, и путь намечен, и кони пригнаны, и рать шла быстро… ан вот же — не поспели.

Взять город с наворопа не удалось. Вообще, в этом походе всё шло не так, как было задумано — пока полоцкая рать подтягивалась, собираясь в кулак, передовые разъезды ринули к воротам, но было уже поздно — ворота затворились, мосты через ров поднялись, над городскими стенами уже вздымались тревожные чёрные дымы, а народ с посада забился за стены крома.

Не подготовился, — корил себя князь, кусая губы и сжимая кулаки, словно мальчишка, глядел на неприступные городни. Так ли надо! Поспешил.

А надо было — своих людей в Плескове завести.

Об условных знаках сговориться.

Пути твёрдые проложить.

Тогда и ударить!

Да не с обозами тащиться от Полоцка до Плескова полторы сотни вёрст, а — о-дву-конь лететь!

Вот тогда бы изгоном-то и удалось!

Не вышло.

Под матёрым дубом на берегу Великой собрались бояре и гридни. Ждали князя.

Всеслав вышел из шатра в новом корзне, тимовых зелёных сапогах с загнутыми носами и в княжьей красной шапке.

— Слава! — грянули вятшие, вскидывая над головами нагие мечи.

— Слава! — сотнями голосов дружно подхватило войско на берегу — князь и вятшие на холме были видны всем воям.

Четверо кметей тянули на верёвке круторогого рыжего тура. Бык гневался, бешено рыл землю копытом, мотал головой, угрожая вырвать верёвку из рук.

Всеслав бесстрашно подошёл к быку, протянул руку, и кто-то из гридней — Радко, кажется — вложил в неё рогатину. Князь коротко размахнулся и всадил рожон быку под лопатку. Зверь бешено храпнул, ощутив входящее в него железо, рванулся, пытаясь достать князя, но ни рогом, ни копытом не досягнул. Рогатина жадно пила кровь, щедро хлещущую под ноги князя, ноги быка подкосились, он пал на колени, а после грузно повалился набок.

— Слава! — снова гаркнули сотни глоток.

А потом начался праздник.

Горели костры, слышались приветственные крики, звенело оружие. Нет большей чести, чем почтить Перуна боем, хоть и нарочитым, бескровным даже.

Когда-то давно чешуйчатый скользкий Змей, увидав невесту Перуна, воспылал любовью. Не умея сдержать страсти, Змей похитил юную богиню, но могучий бог грозы настиг ворога.

Бой длился долго.

Одни говорят — несколько дней.

Другие говорят — несколько лет.

И те и другие правы.

Ибо что для богов один год, весомый для человека с его коротким веком, как не один день?

А третьи говорят — бой длится до сих пор. И молнии — это отблески секиры Перуновой.

И они тоже правы. Ибо что есть наша жизнь, как не вечный бой светлых богов с Тьмой? Бой в душе человека.

Но в честь и в ознаменование победы Перуна над Змеем принято у народов словенского языка праздновать Перунов день — через четыре седмицы после Купалы.

Любо в Перунов день потешить силу молодецкую потешным боем, позвенеть мечами да секирами, пособить светлому богу в его войне со Змеем.

Всеслав нырнул головой в звенящую прохладу кольчуги, затянул тяжёлый боевой пояс с мечом. Радко надел ему на голову шелом, помог затянуть подбородный ремень и надеть на руку щит.

— Ну! — весело крикнул князь. — Кто осмелится?

Смельчак нашёлся мгновенно — тот же Радко. Он уже обнажил меч и наступал, прикрывая щитом лицо, только глаза глядели из-за верхнего обода щита.

Сшиблись — зазвенела сталь, с глухим стуком ударились щиты, бойцы закружились в стремительном хороводе.

Когда противники равны по силе, бой превращается в череду долгих кружений опричь друг друга и стремительных сшибок.

Кмети застыли зачарованно — не всякий из них решился бы помериться силами с самим князем, тем более, в Перунов день. На князе лежит воля богов, а уж Всеслав Брячиславич, Велесом-то отмеченный… и впрямь в такой день должен победить всякого.

Так и вышло — не равен оказался Радко по силе Всеславу.

После третьей сшибки с треском лопнул обод Радкова щита, и Всеслав опустил меч — по правилам таких боёв, гридень проиграл.

— Кто ещё? — бросил князь весело. Он ничуть не запыхался, и усталости не было никакой.

Оружие звенело по всему стану, бойцы рубились, изо всех сил стараясь не зацепить друг друга — тоже велико искусство, не меньшее, чем ранить иль убить. Тут же бросали оружие и обнимались, пили сбитень и квас — хмельное выдавать Всеслав строжайше запретил. Сделают плесковичи вылазку, враз всё невеликое войско Всеславле передушат, как утят. На возражения некоторых гридней, что плесковичи, мол, тоже празднуют, возразил:

— Празднуют, да не то! — оглядел хмуро непонимающие лица гридней и пояснил. — Ильин день они празднуют сегодня, а не Перунов. И празднуют иначе! Может, и хмельное пьют. А только им на нас напасть самое милое дело, а нам на них — труднее во сто крат.

И притихли гридни.

Вторым тоже вызвался гридень — Чурила, друг Радка. Видно, забедно стало, что князь его друга одолел, хоть даже и не в настоящем бою.

Чурила был обоеруким бойцом, щита не носил. Скрестил перед лицом оба меча, резко развёл их в стороны и ринул навстречь князю.

Сшиблись, и с первого же удара червлёная кожа на княжьем щите лопнула по всей длине, треснули доски. Всеслав с досадой отбросил щит и сунул меч в ножны.

Незадача!

Ох, не надо бы, — подумалось тут же Чуриле. Что же это, князь сам, своей волей, после первого же поражения отступает. Нехорошо… Гридень, если бы была на то его воля, сейчас поворотил бы время вспять, чтобы победил князь. А как поворотишь? Да и нельзя в Перунов день поддаваться…

— Княже! — взмолился гридень. — Не считается…

Всеслав только махнул в ответ рукой:

— Покинь, не сепети! — велел он, стягивая с головы клёпаный, со стрелкой на переносье и чешуйчатой бармицей, шелом. — Не мальчики, чать…

Возразить было нечего — не мальчики, и правда, каждый сам знает, когда верно, а когда нет.

Чурила помрачнел и отворотился, а князь принял из рук Радка братину с квасом, крупно глотнул ядрёный напиток с мёдом, орехами и тёртым хреном. Передал братину дальше, засмеялся, глядя на хмурого Чурилу, хлопнул гридня по плечу: