Вероника Иванова - Осколки (Трилогия)

— Ради чего? Чтобы не скучать в ожидании?

— Его наглость переходит все границы!

— И наводит на размышления, — глубокомысленно заметил Глава Совета на вспышку своей помощницы.

Наводит, верно. Знаю, о чем думает сейчас листоухий: если веду себя так, как веду, возможно, я имею на то не только основание, но и право. Весь вопрос в том, какое право: право сильного, право осведомленного или право стоящего выше, потому что разница существенная. Если просто считаю себя сильнее, есть шанс одержать надо мной верх, ведь любая сила имеет пределы. Если знаю что-то, неведомое для остальных, ситуация усложняется: играть на чужом поле и по чужим правилам всегда неуютно. А вот если я, и в самом деле, нахожусь НАД происходящим, дела совсем плохи, и Глава Совета всерьез озабочен выбором правильного ответа. Есть, конечно, и вероятность блефа, но ее, уверен, эльф примет во внимание в последнюю очередь. Когда другие варианты будут отклонены. Разумная позиция: сначала следует убедиться, что не оправдываются худшие опасения, а все прочие можно будет отмести в сторону и оставить на «потом».

— Вы позволите ему посмеяться над нами?! — Голос эльфийки наполнился негодованием.

— Разве он смеется? — Качнулись золотистые пряди. — Лучше бы смеялся…

Глава Совета поднялся из кресла, расправляя складки мантии.

— Я чувствую опасность, исходящую от тебя, kellyn. И ее сила такова, что слова Советницы кажутся не лишенными смысла. По твоим собственным уверениям, тебе известны важные детали преступления, но ты предпочитаешь их скрывать. Я не буду спрашивать, каковы они, но, может быть, ты назовешь причину, по которой не желаешь говорить?

Причина… А я знаю эту причину? Знаю: не хочу терять то, что сумел приобрести.

«Но не потеряешь ли ты еще больше, если промолчишь?..»

Наверное, потеряю.

«Ты сознаешь это и продолжаешь упрямиться?..» — Удивляется Мантия.

Да. Глупо, конечно, но так не хочется рвать последнюю ниточку…

«Иллюзии?..»

Пусть так. Это все, что у меня есть на сегодняшний день. Завтра может не остаться ничего.

«Или появиться что-то другое…» — задумчивое предположение.

Но я не могу быть уверенным. Не могу. Что ответить на его вопрос? Правду? Она отрежет все дороги назад. Солгать? Еще хуже. Как мне поступить?

«Полагаю, только правильно…»

Но как?

Как?

Мое молчание Глава Совета счел достаточным основанием для перехода к активным действиям и коротко кивнул, отдавая то ли дань уважения принятому мной решению, то ли приказ страже. Но прежде, чем двое облаченных в доспехи эльфов сделали шаг в мою сторону, стремительная тень метнулась сквозь переплетение «струн», заканчивая полет у моих ног. Вонзившись в землю почти на две ладони тускло-серого лезвия.

Милая, ну зачем ты?

Рукоять кайрис замерла на уровне моих бедер. Простенькая, обмотанная залоснившейся полоской кожи. Никаких изысков, никаких украшений: то ли у кузнеца не было времени, то ли в ту пору не принято было отягощать оружие иным назначением, чем умерщвление противника. Тетушка была права: средний клинок. Не замечательный, и не плохой. Рабочий меч. Трудяга. Острый край лезвия в некоторых местах иззубрен. Давненько никто тобой не занимался, милая… Что ж, если не найдется достойных рук, я сам приведу тебя в порядок. Как сумею. Но зачем ты так со мной поступила?

При возвращении в пределы мира артефакт, наделенный душой, может принять любой облик по своему предпочтению: либо облик предмета, либо облик, сходный с тем, в котором душа обреталась ранее. В момент перехода через Грань сделать это очень легко, и лишней траты Силы не потребуется, потому что в данном случае работает правило двух Кружев, как у метаморфов: нет разницы между тем, что справа, и тем, что слева, если и до того, и до другого ты можешь дотянуться, пусть и разными руками. То есть, при совершении Перехода все равно, в каком теле закончится путь. Но если Переход позади, и принят один из обликов, то в течение этого воплощения можно «обернуться» снова только один раз. Всего один. И я больше не увижу серых глаз Мин. Возможно, никогда, потому что ее век заведомо дольше моего.

Зачем ты покинула меня, милая?

«Она хотела защитить… Как умеет…»

Да, как умеет. Забывая о том, что я не могу коснуться этой рукояти.

«Можешь…»

Без Вуали? Только однажды и только на очень ограниченное время. Пока клинок не рассыплется прахом.

«Вуаль можно оставить на месте…»

Тогда мне не выстоять против этих воинов.

«Да, ты прав…» — тягостное признание.

Либо я беру в руки кайрис, либо выпускаю на свободу Пустоту. Других вариантов нет.

«И что ты выберешь?..»

Еще не знаю.

Опускаюсь на правое колено рядом с мечом.

Ты вынуждаешь меня пойти на убийство, милая. Нехорошо.

Нет людей корыстнее влюбленных: они готовы на все, только бы удовлетворить свою страсть. Да, со стороны их поступки выглядят самоотверженными и донельзя благородными, но разгоните ряску на поверхности воды и взгляните в темное зеркало. Что вы там увидите?

Я не могу осуждать тебя, милая, но от ругани ты не отвертишься. Ты так сильно хотела оказаться в моих руках, что твое горячее желание исполнилось. Даже ценой твоей гибели. Нет, малышка, я слишком дорожу тобой, чтобы уступить, и найду силы для отказа. Сейчас… Еще одно мгновение, пока все вокруг медлят.

Ты не смогла справиться с чувством вины. Как жаль… Я должен был помочь тебе. Объяснить, что никто и никогда тебя не осуждал. Ни я, ни тот, что отдал свою жизнь в оплату твоей. Да, мало радости проводить Вечность в плену стального тела, и могу представить, как ты ненавидишь меч, в который заключена, потому что тепла плоть или холодна, она всегда будет тюрьмой для души. И мы боимся расстаться со своим телом, считая: как только превратимся в пепел, исчезнем навсегда. Но ведь на погребальном костре сгорает оболочка, уже лишенная содержимого. Скорлупа, из которой наконец-то вылупился и взлетел в высокое небо птенец…

Стены твоей тюрьмы прочнее моих. И у тебя есть преимущество: ты помнишь. Помнишь все, что происходило с тобой. Я могу только догадываться, как больно было тому, другому, видеть в твоих глазах презрение и ненависть. На меня ты смотрела уже иначе. Иногда смущаясь собственных чувств, иногда — злясь, что они не находят ответа в моем взгляде. Но чаще… Чаще ты смотрела на меня с нежностью и с опаской. Словно боялась не успеть оплатить долг. И никак не хотела понять, что вовсе ничего мне не должна.

Провожу ладонью по навершию рукояти, спускаюсь ниже, на прохладные кожаные витки. Все, что нужно, это вышвырнуть тебя за пределы «струн». Того, что внутри, хватит и мне, и Пустоте. В конце концов, если кто-то не умеет понимать прозрачные намеки…