В Бирюк - Обязалово

Кроме Андрея - он, хоть и увидел клинок уже в полёте, единственный их всех успел сделать полуоборот и уйти в сторону, цапнув рукоять своего меча. Но не вытащить: в руке рассматриваемый мой ножик - меч не ухватить.

-- Вот так это делается. Вели слуге какому вытащить.

Кажется, только сейчас до окружающих начало доходить, что их господина мало-мало не убили. Посреди толпы воинов и охранников, у всех на виду.

Доходило постепенно и с задержкой. Первым, как ни странно, среагировал Андрей. Реакция с годами у людей ухудшается, но пока молодёжь из слуг ещё стояла, рот раскрывши, Андрей выдохнул ноздрями при плотно сжатых челюстях. И, останавливая взмахом руки кинувшихся ко мне опростоволосившихся "бодигарднеров", негромко вынес вердикт:

-- Ловок.

Понаблюдал за усилиями отрока-слуги, пытавшегося вытащить нож из стены - ребята, это вы в гостях, а меня на этом крыльце уже убить пробовали, я все трещинки в здешних брёвнах знаю. А поскольку мечу ножики и в горизонтальной плоскости, то вогнать снаряд аж... короче: "по самые нидерланды".

-- Ловок изрядно.

-- Весь в меня. Мои-то стрелки твоих-то завсегда, как белку, в глаз били.

Вот только мне боевых мемуаров сейчас... Дурак! Аким тебя из-под расправы вытаскивает, "стрелки переводит" - себя подставляет! Высказался-то он... убойно.

Я уже говорил, что "забор из русского миндаля" против половцев выдерживает две-три атаки. И неизбежно погибает. Если не прикрыт лучниками. Которые и бьют кипчаков стрелами "через забор".

Во всех войнах четвертьвековой русской смуты Андрей Боголюбский командовал отрядами половцев. Он сам ходил за ними в Степь, звал их под знамёна отца, сам водил их в бой. И хоронил потом. Боевых товарищей, друзей детства, родственников матери... Убитых часто именно смоленскими стрелками - воспитанниками и подчинёнными Акима.

-- Положим, мои твоих-то под Переяславлем - ковром выстлали. Поймал я тогда тебя. Князья-то твои - дурни оказались.

-- О покойниках плохо говорить - дурно. А так-то... Твоя, князь, правда. Только ведь и Вятичев брод был, и Рутец.

А вот этого я не знал. Под Переяславлем именно Андрей уговорил Долгорукого отводить войска не всех вместе, а эшелонами. Противник этого не понял, Изя Волынский посчитал манёвр за отступление и повёл своих в атаку. Потом была контратака именно конницы половцев и суздальцев Андрея. Тогда и погибла сотня Акима.

Но был бой на речке Малый Рутец. Где Изя Блескучий побил Гошу Долгорукого. Где половцы Андрея ушли с поля боя даже не пустив и стрелы. Андрей был взбешён изменой своих союзников, лез в самую гущу боя. Ему прямо с головы срубили княжеский шлем. Чудом уцелел.

А ещё был бой на бродах через Днепр, когда Аким рассадил стрелков в лодки и поставил на лодии деревянные крыши. Такие плавучие... блокгаузы. Многократно превосходящие численностью половецкие отряды Долгорукого так и не смогли прорваться на Киевский берег Днепра сквозь линии плавающих укреплений.

Эти два человека, большую часть жизни пытавшихся убить друг друга, стояли лицом к лицу, одинаково задрав бороды и до предела выпрямив спины. Сходные возрастом, опытом. Даже внешностью. Хотя у Акима борода клинышком и лицо узкое, а у Андрея - растительность от уха до уха и сам он... монголоид.

Странно: высокие польские скулы Акима сходны с татарскими Андрея. И упёртость - одинаковая. Наша, русская.

Аким - по крови лях. Андрей - на половину кыпчак, на три восьмых - грек. Ещё есть шведская, готская и варяжская кровь. Русской крови - всё, что от ключницы Малуши Володе Крестителю досталось.

Короче: "первый великоросс".

Вот сейчас исконно-посконный русский князь сцепится с таким же русским боярином на святорусской, исконно голядской земле.... Нафиг-нафиг!

Разводящий - нужен не только в волейболе:

-- Аким Янович! Гость в дом - бог в дом. Порадуемся же господней воле, что наградила нас столь славным и благородным гостем. Однако время позднее, солнце уже село. Как бы не любо нам было князь-Андрея слушать, да о разных разностях разговаривать, но надо и честь знать. Гости с дороги, уставшие, а завтра снова в путь пойдут. Извини княже, ежели что не так. Не по злобе, а лишь по неразумению нашему. Доброго вам почивания, люди суздальские. До пребудет Бог с вами, и Богородица, и святые ангелы с архангелами.

Тройной уважительный, но не сильно глубокий поклон на три стороны. Отдельно поглубже - Андрею. Ещё глубже - Акиму. Чего морщишься, княже? Он мне - отец родной, хоть бы и по легенде. А ты хоть и "первый великоросс", но в отдалённой перспективе. А пока просто... сопредельный. Перетопчешься.

С крыльца я видел, что одни слуги поскидывали прямо в грязь двора мои (мои!) привезённые перины и прочее. Другие, в немалой части женщины разных возрастов, накидывали на телеги какие-то узлы и сундуки.

Среди толпы взрослых крутились и несколько незнакомых мне детей. Двух мальчишек, выделяющихся богатством одежды и кинжальчиками в золочёных ножнах на поясах, усадили на вторую телегу.

Факеншит! Чуть не забыл! Это ж - славные князья русские! Побольше, лет девяти - Михаил. Михалко.

Один из всего-то трёх-пяти князей, которые попали в русские былины. Не как обобщённый образ или в связи со сказочными или поучительными сюжетами, а именно по реальным делам своим.

Младший, лет семи - Всеволод. Который потом будет - "Большое Гнездо". Который, собственно, и является основателем династии Московских рюриковичей.

Странная вещь: прозвище "Грозный" постоянно применяется к московским государям. Однако, Ивана Четвёртого, которого обычно так называют, следует назвать не "Грозным", а "Нервным".

Куда больше это прозвание подходит Ваньке Горбатому, ставшему Иваном Третьим.

"Грозным" называли и Александра Невского. Не за победы над немцами и шведами, конечно, а за выжженные им глаза новогородцев, не желавших платить дань Орде.

А начинать надо бы с двух братьев Юрьевичей - Всеволода и Андрея.

Народ погрузился, перекрестился, тронулся. Возы разворачивались и тянулись к воротам. В опускавшихся весенних светлых сумерках в стороне, возле угла главного дома мелькнуло знакомая, вроде бы, душегрея. "Ткань старая, но не ношенная"... Ивица! С каким-то пришлым парнем. Тот плотненько обнимал девушку за шею и уводил на задний двор.

Следом, старательно изображая свою непричастность, незаинтересованность - "чисто мимо проходили" - двинулась ещё пара суздальских. Аж приплясывая от нетерпения. Блин! Она опять на групповуху нарывается?! Мне плевать - по согласию или нет! Она - моя рабыня. И наложница Акима. "С чуйвствами".

Я крутанулся, оглядывая двор. Аким стоял с двумя важными мужчинами и вёл светскую беседу. Собеседники - по одежде похожи на обрусевших половцев. Скверно.