Дмитрий Петров - Силь

Гному вспомнилось, как в далёком детстве, когда он помогал дядюшке работать в забое (хотя, по совести, больше мешал) — в этом забое произошёл обвал. И дядюшка Миранах встал под оседающую кровлю, напряг плечи — и продержался до прибытия спасателей, разбиравших по пути завалы. Когда их с дядюшкой спасли, то чтобы оторвать руки дядюшки от кровли, пришлось ободрать ему всю кожу с ладоней — плоть гнома и наседающий камень сроднились, глубоко проникли друг в друга.

— Гномы — плоть от плоти гор, — сказал потом он племяннику. — Поэтому мы можем быть прочнее, чем самая твёрдая в мире скала, можем удержать почти всю гору — но для этого потребуются все силы души.

Тогда юный Грахель не понял, при чём тут душа, он мечтал быть сильным, как дядюшка, усиленно тренировал мышцы и зубрил заклинания…

Прости, дядюшка, — я понял твою правоту лишь сейчас. Тело не может удержать то, что удержать невозможно — но душа может всё. Жаль, что я понял это только сейчас, незадолго до… Незадолго до смерти.

Грахель издал короткий рык, проник душою внутрь каменной глыбы, почувствовал её всю, сроднился с нею, став таким же тяжёлым, слежавшимся, прочным, как камень — и глыба остановилась.

Обострённым чутьём слившийся с камнем Грахель чувствовал и Младшего Шамана, его удовлетворение, сменяющееся растерянностью, потом злостью. Видел, как Шаман пьёт Силу из Звёздных камней, усиливая давление, удваивая его, утраивая… удесятеряя. Грахель почувствовал, что глыба вновь пришла в движение — за счёт того, что по камню начали скользить подошвы его сапог — гномьих сапог, между прочим, о которых говорят, что сцепление у них с любой поверхностью абсолютное… Подошвы гномьих сапог оставляли на камне две чёрные дымящиеся полосы. В этот миг, когда уже, казалось бы, всё кончено и надежды нет, у Грахеля появилась идея — достаточно безумная, и поэтому имеющая все шансы на успех. Всё ещё сопротивляясь глыбе, гном принялся плести сложное заклинание.

Миралисса видела надвигающуюся глыбу и отчаянно вцепившегося в неё Грахеля лишь как бы со стороны. Она была там, возле Дона, удерживая его на грани между жизнью и смертью, вливая в него жизненную силу, свою силу — которая тут же вытекала через рану в груди. Одновременно эльфийка пыталась хоть как-то остановить это истечение, залатать рану хотя бы поверхностно — но процесс шёл медленно, и вытекало жизненной энергии больше, чем эльфийке удавалось протолкнуть по узкому энергетическому каналу. Миралисса прекрасно видела, что ей самой грозит смерть — но попытка удержать жизнь в любимом человеке была для неё важнее не только своей жизни, но и всей остальной Вселенной.

Гномьи подошвы коснулись стены, о которую глыба намеревалась расплющить Грахеля и Миралиссу, и в этот момент гном активировал своё сложное заклинание. Он прекрасно понимал, что никакая прямая атака на орка успеха не принесёт — орки очень трясутся за свои жизни, так что наверняка Шаман навешал на себя с десяток различных Щитов всяких стихий и веществ… Но зачем же атаковать прямо, если можно — опосредованно?

Внезапно земля под каждой из подошв орка разошлась, и он внезапно ухнул в образовавшиеся норы. Неглубоко — по колено. Но от неожиданности орк сделал самую естественную вещь — взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, разжав, разумеется, при этом ладони — и Сильмариллы, сверкнув гранями, полетели на землю. Орк дёрнулся, чтобы их достать, но было уже поздно — Земляная Волна, вторая компонента гномьего заклинания, подхватила весь верхний пласт Земли с того места, куда они упали, и повлекла весь этот пласт вместе с камнями по направлению к гному.

Ругательство орка было перекрыто грохотом от упавшей каменюки, которую уже не поддерживала магия Сильмариллов. Гном довольно усмехнулся — и тут же резко пригнул голову, уклоняясь от орочьего Огненного Шара. Орк попытался вызволить ноги из ловушки, но короткое заклинание Грахеля заставило землю сжать их, как тисками. Тогда орк, не собирающийся сдаваться, выхватил из-за пазухи жезл, которых после некоторых жестов начал плеваться багровыми искрами — и в сторону гнома потянулись две огненные нити — невыносимо жёлтого цвета, невозможно горячие даже на вид, так что воздух, казалось, вскипал от их прикосновения. Одна из них тянулась к Грахелю, вторая — к Миралиссе. Гранитный Щит, спешно возведённый гномом, их почти не остановил — они лишь проплавили в нём дыры и неспешно потянулись дальше, каждая — явно чувствуя свою жертву. Гном дёрнулся в сторону — и его нить искривилась, с неизбежностью следуя за ним. Тут гном заметил подкатившуюся к самым ногам Земляную волну и безошибочно — ибо в этом деле ни один из гномов никогда не ошибался, да и не мог ошибиться, — выхватив из кучи пыли Сильмариллы. Нить дёрнулась в такт движениям гнома, но ему уже было всё равно — его переполняла энергия. Взмах руки — и каменюка взмыла в воздух, а теперь самое простое, элементарное заклинание — Пылевой Щит, стекающий с неё… Но энергии в этот Щит вложить — как можно больше! Сделано! Успел! Нити погрузились в сплошной поток пыли, стекающей с каменюки, плавя её — но сверху падали новые мириады пылинок, и раскалённые нити беспомощно увязли в них. Ещё один взмах руки гнома — и каменюка, с Пылевым Щитом, обрезающим нити, двинулась в сторону орка. Тот попытался усилить мощность Нитей, но гном одновременно с ним увеличил скорость истечения пылинок. Один удар сердца — и каменюка зависла над орком, чтобы потом обрушиться вниз. На месте её падения взмыл вверх столб пламени, потянулся вверх, в стороны, затем начал сникать, опадать… и погас.

Гном устало опустил руку с зажатыми в ней Сильмариллами. Произносить какие-либо слова по поводу смерти противника ему совершенно не хотелось.

Восьмая глава

Дон с огромнейшим усилием привалился боком к бортику и только благодаря этому остался стоять на ногах. Пусть криво, изогнувшись, истекая кровью — но стоять. Он понимал, что это — самое главное сейчас, если он поддастся страстному шёпоту, так и говорящему ему, что нужно лечь и закрыть глаза, после чего эта тяжесть исчезнет, и станет легко… Но если поддаться — то орки победят, орки и подчинённая им толпа — а эти люди опять станут толпой, сотворят в непокорном Городе такое, что даже через 60 лет у летописцев будет кровь останавливаться в жилах при описании этих зверств. Но если он выстоит, если выстоит…

Нужно вырвать болт из груди! — сквозь туман и боль, затопившие сознание, пробилась мысль. — Кровотечение усилится, но уйдёт и этот яд — как там его называли — Яд Лжи?

Огромнейшим усилием воли Дон заставил левую руку, никак не желающую выполнять команды мозга, разжать пальцы и выпустить намертво зажатый в ней осколок грифа с лохматящимися завитушками струн. Это усилие вновь затопило туманом мозг, но стук от упавшего на землю куска грифа позволил этот туман разогнать. Медленно, с огромным усилием, Дон заставил непослушные пальцы ухватить навершие болта и резко дёрнуть, вырывая его и отбрасывая — подальше. Последовала вспышка боли, которая почему-то не заставила отключиться сознание. Тяжело наваливаясь на бортик, Дон вытянул окровавленную левую руку в сторону людей — пока ещё людей, собравшихся на площади. Люди боязливо расступались, не желая попадать под указание окровавленной длани, образовав таким образом коридор, в конце которого замаячила невысокая фигура в чёрном плаще с капюшоном, чем-то очень занятая. Люди шарахнулись от фигуры вдвое быстрее — особенно после того, как она закончила своё дело и выпрямилась — и в лицо Дону оказался направленным перезаряженный арбалет, поверх которого в проёме капюшона клубилась тьма и горела пара багровых угольков-глаз. Знакомая фигура. Та фигура, чей плащ был разрублен ударом шамшера полтора года назад.