Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – гауграф

– Рич…

Я обнял ее за плечи, она тут же прильнула ко мне, легкая и трепещущая. Я поцеловал ее в макушку, сердце дрогнуло от нежного запаха волос.

– Дженнифер, – проговорил я с трудом. – Дженнифер… давай думать, как вызволить герцога из плена.

Она бледно улыбнулась.

– Ты даже сейчас называешь его не отцом, а герцогом. А вот меня – только сестрой.

– Дженнифер, – сказал я с усилием. – Я думаю, как найти его! Я только над этим ломаю голову.

– И что, – спросила она, – ничего не приходит?

– Увы, – ответил я.

Она сказала тихо:

– А Бобик?

– Что Бобик, – повторил я тупо. – Что Бобик… Думаешь, он умнее?

Она мягко улыбнулась.

– Нет, Рич, ты все-таки умнее Бобика. Но Бобик лучше ловит запахи.

Я посмотрел на нее непонимающими глазами, охнул.

– Господи, почему я не додумался?

– Что у собак особый нюх?

– Да, – сказал я, – всегда привык все решать сам, без всяких бобиков, вот и зациклился на одном направлении. Хотя, если подумать, прошло столько времени, никакая собака не сумеет… Правда, если перебраться на ту сторону Хребта, там следы свежее… А если порыскать у подозрительных мест… Дженнифер!

Я не удержался, ухватил ее в объятия, прижал к груди. Она собралась в комок и затихла, как испуганная птичка в гнезде, схоронившаяся от хищников и всего злого и несправедливого мира.

– Значит, я скоро увижу милого Бобика?

– Милого, – проворчал я, – это такой кабанище… Всем кабанам кабан. Он тебя затопчет или залижет до смерти! Убийца.

– Я люблю такого убийцу, – прошептала она.

– Я его тоже люблю, – признался я.

Она спросила, стараясь, чтобы голос звучал игриво и лукаво:

– А меня?

– И тебя, – ответил я в том же духе, однако мы оба ощутили, что в ответе, как и в вопросе, слишком много серьезности. – Я вас обоих очень люблю…

Она промолчала, непривычно тихая, я держал ее в объятиях, баюкая, как ребенка. Мысли медленно воспаряли, пока я не ощутил, что уже смотрю на Сен-Мари целиком и стараюсь отыскать себе место. Еще не для того, чтобы спрятаться, ну а так, вообще… Да, майордом. Но что такое майордом, если на то пошло? Вроде бы всего лишь управляющий, но когда он начал управлять войсками и финансами, то уже сам начал смещать и назначать королей. Хотя да, сам королем стать не мог, это не так просто, требуется как минимум признание императором и папой, но королей майордомы меняли, как хотели…

Вряд ли сейчас такая же благоприятная ситуация, но прецедент есть, когда короли были, но страна управлялась майордомами. Франкское государство было разделено на четыре майордомства, четыре майордома управляли каждой областью, но, как все получается, кто-то ведет себя умнее, кто-то глупее, и вот майордом Карл Мартелл сумел создать собственную армию, провел реформы в армии, в управлении, сумел присоединить к своей области новые земли, одержал блестящую победу над арабами и спас Европу от власти ислама, остановив экспансию мусульман на этом рубеже.

Но даже Карл Мартелл, спаситель Европы, не смог объявить себя королем, и только его сын, майордом Пипин Короткий, гениальный дипломат, что умел пользоваться малейшими преимуществами для достижения больших результатов, сумел заручиться поддержкой папы, в свою очередь дав клятву защищать его до последней капли крови, и только тогда официально, хоть и со скрипом, короновался. А его сын, Карл Великий, стал даже императором…

Так что путь от майордома до короля очень непрост, весьма тернист и растягивается на несколько поколений. Легитимности придается значение весьма и весьма. Кейдан легитимен, а я – нет.

А вот маркграф – да, легитимно. Если от майордомства и придется отказаться… а придется, император даже насчет маркграфства явно колебался, а майордомом меня уж точно не признает, то надо отступать медленно, затягивать эту ретираду под любым предлогом, одновременно спешно укрепляя личную власть даже среди местной знати.

Впрочем, самое простое – насадить свою знать. Безусловно, мои рыцари, получившие земельные наделы, встанут за меня горой, однако их капля в море. К тому же такая политика раздачи земель чужакам насторожит местных и заставит сплотиться против новой власти.

Дженнифер наконец робко шевельнулась.

– Рич, ты где?

– Здесь, с тобой.

– А мыслями?

Я покачал ее в объятиях.

– Мыслями я выбираю тебе лучшие комнаты во дворце.

Она горько засмеялась.

– Не шути так. У тебя дворца никогда не было.

– Будет, – пообещал я. – Раз есть ты, такое сокровище, то дворец добыть намного проще.

Она опустила голову, пряча слезы.

– Рич…

Я бережно взял ее за подбородок и сказал тихо, но твердо, как клятву:

– Дженнифер… Почему ты мне не веришь?

Она прошептала тихо:

– Страшусь верить.

– Почему?

– Ты обещаешь слишком уж прекрасное… и несбыточное.

– Это сбыточное, – сказал я неуклюже. – Будешь в нем жить и фыркать, что все не так, все не такое… Я же тебя знаю!

Она смотрела на меня снизу блестящими от слез глазами.

– А за герцогом когда?

– Утром, – ответил я твердо, – а потом заберу тебя отсюда.

Ее глаза расширились в божественном испуге и тут же заблестели внезапной надеждой на спасение.

– Рич…

– Обещаю, – сказал я. – Я постараюсь убедить герцога.

Она спросила быстро:

– А если не позволит?

– Все равно увезу, – ответил я зло, но тут же спохватился и добавил: – Я не хочу ссориться с герцогом. Просто… постараюсь убедить. Кроме того, у нас с тобой есть надежная союзница.

– Кто?

– Леди Элинор.

Она вздрогнула, прошептала:

– Рич, что ты говоришь…

– Она, – ответил я, – заинтересована не меньше нас, чтобы ты исчезла из замка, крепости и вообще из герцогства. Две медведицы в одной берлоге не уживутся, но Элинор не злая… во всяком случае, не настолько, чтобы тебе вредить. Просто хочет владеть герцогом единолично, наверстывая годы, что прожила в мечтах о нем. Она лучше нас сумеет найти слова, чтобы убедить супруга отпустить тебя в королевский… гм… во дворец в Геннегау.

Она проговорила неуверенно:

– Ну, не знаю…

– Более того, – сказал я настойчиво, – она хотела бы, чтобы ты вышла замуж за лучшего из рыцарей королевства и была счастлива. Она чувствует свою вину, что притесняет тебя, но не может остановиться! Словом, Дженнифер, жди моего возвращения! Я не задержусь надолго.

Она сказала с мольбой:

– Рич! Мне страшно. Ты отправишься к Гиллеберду, но я тебя уже знаю… Не с выкупом, верно?

Я обнял ее крепче, прижал к груди. Она замерла, как испуганная птичка. Я чувствовал, как часто-часто колотится ее сердце.

– Береги себя, – прошептала она.

Я не ответил, она вскинула голову, в глазах заблестели слезы. Я осторожно коснулся губами, говорят, что девичьи слезы легкие и чистые, как роса, но я ощутил на губах соль и горечь.