Галина Гончарова - Средневековая история

— Сколько-сколько? Пятая! Не меньше!

— Да вы, госпожа, шутить изволите! Восемнадцатая!

— А вы свою рыбу без меня никому не сплавите. Шестая!

Торг продолжался еще минут десять и закончился к обоюдному удовольствию. Сошлись на десятой части «улова». Попутно уничтожили кувшин с элем и весь сыр. И Лиля вздохнула.

— Ну что, — будем выручать ваших людей?

— Ваших людей, госпожа графиня.

Что ж. Надо отрабатывать.

Сначала она сделает шаг, потом вирмане… и это — правильно.

— В магистрат лучше идти со свитой?

— Лучше.

Лиля вздохнула.

— Вы можете переодеться?

— Могу спросить одежду у хозяина таверны…

— Вот и давайте. Я оплачу.

Недосказанное Лейф и сам понял. А Лиля развернулась к своим крестьянам.

— Так, чтобы через десять минут были при оружии. Живо!

Лейф тоже исчез договариваться с трактирщиком.

Лиля посмотрела на кувшин.

Блин, вот так и становятся алкоголиками. Ужасно хочется нажраться — и чтобы кто-то сильный и умный пришел и решил за тебя все проблемы.

А не получится.

Никогда не получалось…

Интересно, где в городе магистрат?

Садиться в седло Лиле решительно не хотелось. Только-только расслабилась… Но оказалось, что все рядом. Две улицы, не больше.

А еще, что печально — графине невместно. Так что пришлось ей ехать на лошадке медленным шагом — коня вел под уздцы Лейф, а за ней, печатая (ладно, за такой строевой шаг ноги бы вырвать, но хоть так-то…) шли ее люди в бело-зеленых плащах.

Да, Лиля с удивлением узнала, что родовые цвета графов Иртон — белый и зеленый. И искренне удивилась Лилиан. Блондинкам же к лицу!

И пусть зеленый тут цвет траура. Если осторожно — очень даже можно.

Нет, как только будет возможность — она себе обязательно нашьет платьев в нужных тонах. Но это потом, потом…

А пока — хвала всем богам обоих миров, что хотя бы плащи стражников управляющий не загнал никому. Так и лежали в кладовке, пыль собирали. Только что от моли их полынью пересыпали.

Зачем Лиля приказала взять их с собой — она и сама не знала. Но пригодилось же!

Хотя местная стража, как она поняла, поступала так же. Носи кто что хочешь. Только плащи и оружие по форме. И его выдавал магистрат.

Женщина ехала по середине улицы — чтобы ничего не выплеснули из окна и мрачно рассматривала средневековый городок. Ну, скорее крепость, чем городок, но все равно — не впечатляло.

Раньше как-то не было времени. Приехали — ссора. Утром — ярмарка. Таверна тоже не в центре города… так что погулять времени не выпало. А сейчас уже и не хотелось.

Дома хоть и каменные, но какие-то серые, скученные, время готики еще не настало. Как и время каменных (или хотя бы деревянных) мостовых. И грязи там было по щиколотку. Лиля решила, что будет только верхом ездить по улицам. Проверять — утонет она по щиколотку или по колено желания не возникало.

А еще смердело.

Никто не видел ничего удивительного в том, чтобы выплеснуть на улицу содержимое ночного горшка. Мусор не бросали, он был только во дворах. А вот нечистоты…

Женщину всерьез замутило. Мало тряски на лошади, так еще «все ароматы Франции». Но никто другой ничего удивительного в этом явно не находил.

Лиля еще раз поклялась, что у нее в Иртоне так не будет. И вообще — как только будет возможность — она тут же сделает везде хорошие дороги.

Ладно, это дело будущего. А пока надо подумать, что говорить. Личную вирманскую дружину предстояло еще отмазать. Военные нужны позарез! Но вот во что ей это встанет. И как будет лучше поступить? И не запустит ли она волка в овчарню?

Все-таки она беззащитна. Да и Иртон тоже. Кто помешает вирманам собрать все самое ценное, запалить его с восьми концов — и уплыть восвояси?

А кто помешает пиратам?

Работорговцам?

Разбойникам?

Ей-ей от таких мыслей за голову схватишься. Хоть за свою, хоть за конскую. Это Эдор с ними был вась-вась, а ей такие радости не светят. Во-первых, баба, во-вторых, графиня, в-третьих, хрена она будет людьми откупаться… не поторопилась ли она с увольнением?

Теперь уже все равно поздно. Не воскресишь.

— госпожа?

Оказывается, пока Лиля размышляла, они уже доползли до точки. До здания магистрата.

И Лейф почтительно (ага, а в бороду ухмыляется, зараза такая!) помог ей спешиться.

Лонс уже раз двадцать попрощался с жизнью. Но у Альдоная определенно были иные планы. Или так шутила Мальдоная?

Когда его схватили в хижине и куда-то повели — он думал, что его повесят.

Когда его привели в охотничий домик и поставили перед королевским шутом — он подумал, что тот сам его прирежет.

Ан нет.

Невысокий человечек впился в него глазами.

— рассказывай.

— О чем?

Лонс решил не сдаваться. Все-таки он дворянин. Да и умирать — так хоть не скулящей мразью!

— Как девочку соблазнял. Как склонял к блуду. Подробно, что, где, как, кто знает…

Лонс сплюнул.

— Да пошел ты…

На человечка его попытка не произвела никакого впечатления.

— Я — пойду. А вместо меня придет палач. Мне просто неохота шум поднимать. Да и грязь будет, кровь, домик придется поджечь… мне просто неохота, поэтому я решил поговорить по-доброму. А так — ты что, думаешь, пытки выдержишь? Ну-ну…

М-да. Боли Лонс боялся.

И, кажется, человечек это понял. Потому что кивнул. Не Лонсу, нет. Своим мыслям.

— Рассказывай. Сколько ей было лет, когда ты ее совратил?

Кто кого совратил было большим вопросом, но Лонс все-таки был мужчиной. Поэтому коротко бросил.

— Четырнадцать.

— Детей у вас не было?

— Нет.

— кто знает о вашей связи?

— У нас не связь. Анна моя жена перед Богом.

— С Богом я договорюсь, — ухмыльнулся человечек. — Главное, чтобы люди ни о чем не проведали. Где документы?

— Были у священника, — огрызнулся Лонс.

— И только?

Лонс даже не задумался — соврать ему или нет. Конечно, соврать. Если получится.

— Анна боялась. Да и зачем нам это было нужно?

Только вот человечек ему не поверил. Слишком холодными были его глазки. Слишком умными.

— неужели не подстраховался?

— Хотел. Не успел.

— Все-таки позвать палача? Ты заставляешь меня пожалеть, что я не сделал этого сразу.

Лонс раскололся еще через десять минут допроса. Человечек внимательно выслушал, где лежат бумаги, отдал распоряжения подручным — и добродушно улыбнулся Лонсу.

— Записи в церковных книгах мы уничтожили. А ты… Сам понимаешь — нет человека, нет проблемы. За совращение благородной леди королевских кровей — приговор один. Смерть.