Елизавета Дворецкая - Весна незнаемая. Книга 2: Перекресток зимы и лета

Но Дарована и не хотела ни с кем разговаривать. Ее била дрожь, она засунула руки в рукава и прижимала к бокам локти, стараясь плотнее укутаться в шубку. Свежий влажный снег поскрипывал под ногами, мелкие снежинки густо сыпались с неба и садились на ресницы, мешали смотреть, в глазах рябило. Вода озера пугала и манила ее. Она подошла ближе и встала у самого обрыва. Вода была темна и непрозрачна. Ворота закрыты… Не верилось, что он ушел туда. Все, что она только вчера видела здесь своими глазами, теперь казалось небывалым, услышанным в какой-то кощуне с позабытым концом. А вдруг… Сейчас, при виде этой темной стылой воды, непроницаемой, как железный лист, почти не верилось, что Храм-Озеро – ворота в Надвечный мир, не верилось даже в священный город Стрибожин. Громобой просто ушел в холодную зимнюю воду… Погиб… От боли в груди перехватило дыхание, от жгучих слез защипало глаза. Само сердце Дарованы плавилось в этой тоске и обращалось в одну страстную мольбу: чтобы он вернулся.

Весь мир для нее исчез: Глиногор и святилище, зима и лето, вчера и завтра. Закрыв глаза, Дарована вся сосредоточилась на желании увидеть его: все равно где, все равно как, все равно в каком обличии. Только бы увидеть его… Потому что без него и самой ее не существует. Вся она обратилась в эту внутреннюю мольбу и притом знала, что именно сейчас порыв ее сердца летит прямо туда, в Надвечный мир, и достигает слуха спящих богов.

«Ты услышь меня, мой сердешный друг…» —

зашептал голос в глубине души; само сердце вспомнило слова, которые, за века впитав в себя любовь и тоску поколений, приобрели силу заклинания.

Нету у горлинки двух голубчиков,У лебедушки нет двух лебедиков,Не любить два раза красной девице!Ты приди ко мне, мой сердечный друг,Ты приди ко мне светлым месяцем,Ты приди ко мне ясным соколом,Ветром буйным да синим облаком,Ты приди ко мне красным солнышком…

Слезы застилали глаза, упрямый мелкий снег садился на воду, мельтешил и мешал взгляду, но Дарована все же силилась смотреть. Сквозь горячий слезный туман она видела, как постепенно из глубин озера поднимается навстречу ей чистый золотой свет. Это был отклик на зов ее сердца; его видели не глаза ее, и никто другой в святилище его не видел. Временами свет тускнел, как будто солнце заволакивалось тучей, и тогда Дарована делала шаг ближе к воде. Но каждый раз вслед за мгновенным затемнением свет делался ярче, как будто его источник шаг за шагом приближался к поверхности из глубины, шел ей навстречу.

И вдруг, как будто сдернули облачную пелену, Дарована ясно увидела в воде Храм-Озера все то, о чем говорила кощуна. Перед ней лежал целый мир, полный чистого, ясного, прозрачного воздуха; зеленые луга, темные леса, голубые реки! Город Стрибожин сиял на священной горе: она ясно видела и детинец, и посад за валом, и высокую стену, и улицы, и крыши, и пустое пятно торга, и… и бесчисленные толпы врагов под стеной!

Ахнув, Дарована содрогнулась, душу пронзил ужас. Мир Яви исчез для нее: она видела внутреннюю сторону бытия, Надвечный мир, основу и прообраз земного мира. И там, внутри, черная туча омывала подножие священной горы, хранительницы земной жизни, волновалась, натекала, срывалась и снова ползла вверх. Это было все равно как ясновидящие видят гнездо болезни внутри тела; Дарована видела зловещее гнездо, в котором брала начало бесконечная зима, страх, голод, отчаяние, поиски жертвы.

Вершина горы, где стояло само святилище Стрибога, была закрыта темными облаками, но вдруг между облаками наверху мелькнул светлый, горячий пламенный отблеск. Облака дрожали, сотрясались, в разрывах все яснее мелькал свет, и вот уже ясно виден был огненный конь с черной гривой и пылающими очами. И этот огненный отблеск, как молния, разбил оцепенение Дарованы.

– Это он, он! – задыхаясь, вскрикнула она и порывисто протянула руки к озеру. По толпе пробежал новый гул, Повелин застыл в нескольких шагах, глядя в пылающее, отрешенно-восхищенное лицо княжны, а она все кричала, переполненная горячим чувством счастья: – Это он, я его вижу!

Огненный конь мчался от неба к земле, перелетая с облака на облако, словно с уступа на уступ серой каменной горы. Вслед за ним скакали еще четыре коня: черный, белый, гнедой и серый. Огненные искры снопами сыпались из их грив и хвостов, пламенным следом отмечая их путь, удары их копыт разрушали серую облачную гору, и тучи разлетались по сторонам, как валуны под лавиной. Отзвуки грома отвечали их шагам где-то за краем небес.

Черная туча внизу под горой зашевелилась, словно внутри нее забегал ветер. Теперь уже в густой темноте можно было различить не просто завихрения облаков, а сначала неясные, потом все более четкие фигуры. Великаны с длинными руками, с густыми бородами, вставали плотной стеной у подножия горы; задрав головы, они ждали небесных коней, втягивали головы в плечи, поднимали дубины и черные камни, готовясь метнуть их.

Красный конь первым достиг подножия горы. При его ударе о землю взметнулась высокая вспышка пламени, а когда огонь опал, на месте коня стоял Громобой. Это был несомненно он, и в то же время он стал другим – в нем проснулся бог, и сила божества изливалась из каждой его черты. Лицо его пылало гневом, брови казались чернее и гуще, глаза сверкали. Он шагнул навстречу первому великану; тот вскинул свою дубину, Громобой в ответ взмахнул пустой рукой – и раздался далекий, слабый громовой удар. Велет пошатнулся, как будто звук этого далекого удара качнул землю под его ногами, но устоял и не выпустил своей дубины. Черно-синий, полутуманный велет возвышался над безоружным Громобоем как гора, и жутко было видеть это!

Изнемогая от ужаса, с болью в сердце от жгучего желания помочь ему, Дарована вдруг вспомнила о мече, что так и лежал со вчерашнего дня возле идола Макоши. Меч вспыхнул перед ее внутренним взором, как будто подал голос, сам напомнил о себе. Она сознавала только одно: меч лежит здесь, когда он нужен Громобою там! Метнувшись назад, больше всего боясь лишний миг выпустить Громобоя из виду, она подскочила к идолу, наклонилась, одной рукой схватила меч за рукоять, а другой за ножны, с усилием оторвала его от земли, под изумленные крики, не слышные ей, донесла до озера и торопливо бросила в воду.

– Возьми! – крикнула она, и меч, уходя под воду, сверкнул ослепительной синей вспышкой, какой горят молнии в грозовых тучах.

И когда вспышка погасла, Дарована снова видела Громобоя, но теперь в руке его был этот самый меч, и сам блеск синей молнии отбросил назад велета. Одним ударом Громобой рассек велета пополам, и тот не упал, а рассеялся в воздухе, пролился на землю струями холодного дождя.