Ярослав Коваль - Могущество и честь

— Конечно.

И жена посмотрела на меня с восторгом. Интересно, что моя соотечественница скорее бы обозлилась. Уроженке Империи же была важна моя верность присяге и знак внимания знатной дамы, а забота и внимание к ней лично — лишь на фоне этого. Может быть, в её понимании именно так должна выражаться моя любовь. Может быть, так она понимает жизнь.

Сейчас, в дилижансе, я вспоминал тот наш короткий разговор и ещё парочку слов, которыми нам удалось перекинуться на этот раз. Мимоходом и на глазах у её родителей, потому что в их доме нас при всём подчёркнутом уважении не оставляли наедине. Конечно, если б я решил заночевать у Нишанта в гостях, мне и моей жене предоставили бы лучшую комнату. Но на ночёвку в комфорте не было времени. И никто даже не пытался со мной спорить. Тёща усерднее служанок помогала дочери собирать вещи, хотя ей, по идее, следовало бы волноваться за своё чадо.

Но их нравы уже перестали меня поражать. Я привык и понял, в чём тут дело: тёща была счастлива, что семейная жизнь Моресны не оставляет желать лучшего, что дочке угольщика оказана такая честь, как приглашение пожить в Кольце Солор, да ещё исходящее от самой госпожи Главнокомандующей! И рядом с этим всем реальная опасность для жизни во время путешествия представлялась сущей ерундой. Моя тёща упивалась этой честью. Наслаждалась и её дочь, просто уж не так напоказ.

— Здесь я останавливаюсь, — объявил возница. — И поворачиваю назад.

— А что так? — возмутился один из наших попутчиков. — Ты должен довезти нас до Шеругина.

— Нет уж, через Сатилис, где, говорят, уже вовсю беспорядки, я не поеду.

— Резонно, — вставил я, и моё слово, слово имперского офицера, оказалось наиболее авторитетным. Наши попутчики немедленно притихли, безропотно выбрались из дилижанса, возница же без каких-либо сомнений (если они вообще у него были) развернул своё средство передвижения в обратном направлении. Но только после того, как я отвязал своих коней и снял багаж, разумеется.

Моресна смирно ждала результата переговоров и столь же смирно принялась помогать мне вьючить на коней наш скромный скарб.

— Мы поедем не через Сатилис? — полюбопытствовала она.

— Нет, конечно. Я выберу путь побезопаснее. Хотя, конечно, пару дней придётся обойтись без постоялых дворов. Но что ж тут поделаешь… Будем спать по-походному, и ты сможешь готовить на костре мясо с кашей или просто мясо — этого нам хватит.

И тут впервые увидел в глазах своей супруги настоящий, незатушёванный, а значит, искренний и глубинный гнев. Он вспыхнул так внезапно и необъяснимо, что сперва я не на шутку испугался. Мало ли что могло произойти в действительности. Ситуация оказалась для меня абсолютно новой.

— Что случилось?

— Почему ты оскорбляешь меня?

— Господи, чем я тебя оскорбил?

Видно было, что она с усилием притушила во взгляде этот гневный огонёк, что не сразу сумела задавить желание кинуться с кулаками, которые у неё сжались сами собой, но ненадолго. Видно было, каких усилий ей стоило себя смирить.

— Это немыслимо и недопустимо — указывать своей жене, что и как ей готовить, как вести хозяйство. Это оскорбление. Или ты считаешь, я не могу сама справиться, так зачем ты тогда на мне женился? Если я не стою доверия, так отправь меня обратно к родителям…

Я не знал, что следует делать с разбушевавшейся оскорблённой женщиной, поэтому просто перехватил её и прижал к себе. Ждал пощёчины, но её не последовало, Моресна притихла, но всё ещё смотрела в сторону, словно боялась, а может, не могла заставить себя взглянуть мне в глаза.

— Я понял. Я понял, в чём моя ошибка. Всё дело в том, что я чужак, и до сих пор могу попасть впросак, совершенно того не желая. Клянусь, я не знал, что это может тебя обидеть…

— Да как же такое может не обидеть?!

— Ни одну мою соотечественницу это бы не обидело.

— Ты столько раз твердил, что твои соотечественницы ведут себя дурно, а теперь приводишь их в пример?

— Я никогда не говорил такого! Да, я рассказывал тебе о некоторых привычках некоторых из моих соотечественниц, но не говорил, что они все такие.

— Ты не говорил о них ничего хорошего!

— А разве следовало бы их хвалить тебе? Ты мне нравишься, и я люблю тебя. А не своих соотечественниц… Послушай меня! — я слегка повысил голос, и она прислушалась, оставив попытку выпалить что-то ещё. — Я прошу прощения, что оскорбил тебя. Прости на первый раз, и убедишься, что я действительно не знал об этом правиле. Теперь, когда знаю, не позволю себе нанести тебе оскорбление. Клянусь.

Жена подняла на меня недоверчивые глаза.

— Ты что — действительно не понимал, что так нельзя?

— Действительно.

— Ладно. Я прощаю. Но больше не поступай так. Даже при нашем неравном браке это слишком.

— Ни при чём тут неравный брак. Я уже пообещал.

Мы поднялись в сёдла. Жена немедленно пристроилась за мной. Она управлялась с конём не хуже, чем я, а может, в чём-то даже и лучше. Не будем приглядываться. И хорошо бы, чтоб не пригляделся какой-нибудь мимоезжий искатель приключений. А лучше, если таковых нам вообще не встретится.

Тиски ссоры отпускали нас обоих неохотно. Внезапная мысль пришла в голову: после некоторого колебания любопытство победило, и я обернулся, спросил:

— Ещё были случаи, когда я оскорблял тебя? Того не понимая?

— Не так сильно. Но было.

— И ты терпела?.. А что ж не сказала?

— Всё-таки их можно было и потерпеть. Мать ни за что не простила бы, если бы я разорвала наш брак из-за тех случаев.

— Но речь ведь не о разрыве брака, а только об обсуждении.

— Ты ведь мог разозлиться… Если такое оскорбление наносится, значит, тому была причина. Значит, ты этим хотел мне что-то показать. Да, знаю, ты скажешь, что не понимал… Но всё равно.

— Так, давай договоримся: чуть что — и ты сразу же мне указываешь на мою оплошность. Не терпи, не надо. Я извинюсь и больше так делать не стану… Ну, что теперь-то плохо?

— Это ведь унизительно. Унизительно вот так объяснять… Здесь ведь это очевидные вещи! Унизительно. Всё равно, что просить прощения у обидчика.

Не без усилий, но я всё же заставил коня притереться к коню Моресны и, дотянувшись, обнял её.

— Пойди ради меня на этот подвиг, пожалуйста. Каждый раз твоё объяснение станет для меня напоминанием о том, как сильно ты меня любишь.

Жена ненадолго уткнулась мне в плечо.

— Хорошо.

Я взял в сторону от проезжего тракта, на одну из пыльных просёлочных дорог. Карта, которая была при мне, давала надежду не заблудиться в лабиринте этих тропок, проложенных кем попало и как попало для своих таинственных нужд. Кроме того, в этом случае при самом дурном раскладе возникал шанс наткнуться на слабо организованную бандитскую группку скромных размеров, на которую будет достаточно меня одного с моими навыками.