Евгений Щепетнов - Дикие земли

— Это вы извращенцы. Тут единственная запруда на всю округу. Мне что, как жабе, ложиться в ручеек глубиной по щиколотку, чтобы смыть эту пакость? Перемещайтесь куда-нибудь, я тоже мыться буду! — И Бабакан бесцеремонно плюхнулся рядом с нами. — Сейчас еще и Каран сюда придет, сваливайте побыстрее, отмылись уже!

Мы с Аранной, хихикая, побежали от ручья, при этом я прикрывал причинное место ладонью, дабы не смущать граждан-путешественников.

Через два часа мы, одетые и обутые, снова ехали караваном к своей цели. Алдан был еще слаб, но держался на коне хорошо. Мы решили отъехать подальше от проклятого места, которое я перед выездом спалил огнем дотла. Идол горел жарко и весело…

Остановились мы на ночлег в сумерках, возле небольшого степного озерца, питаемого подземными ключами. Пока на костре закипал чай и варилась похлебка, мы рассуждали о происшедшем с нами:

— Знаю я эту жидкость, — сказал Даркк, — ее делают шаманы из какого-то гриба. Ее обычно дают или больным, чтобы боли не чувствовали, или же жертвам, когда надо, чтобы меньше орали перед смертью. Ну кто знал, что они подмешают ее в вино.

— Викор, а как ты сумел очнуться, ведь тебя опоили так же, как нас? — спросил Каран. — Мы-то только с твоей помощью вышли из забытья.

— Бабакан так две чашки хряпнул, и то оно не сразу на него подействовало. Похоже, они потом его еще допаивали. Что касается тебя, то ты — человек неопытный… А я… я, похоже, тренировку получил, когда в своем мире сильно пил. Мой организм привык справляться с большим количеством алкоголя, вот, видимо, и вышел из опьянения раньше, чем они рассчитывали. Им надо было начать с меня, а не с Алдана. Кстати, если бы не твоя сестра, Алдан, лежал бы ты сейчас уже в земле сырой. Она сбила с коня вождя, который пытался удрать с моим лечебным браслетом. Всадила ему стрелу между лопаток, он даже пикнуть не успел. Молодец.

— Она это может, — с гордостью ответил Алдан. — Не хуже мужчин стреляет! Тетиву этого лука оттянуть-то не все в состоянии, не то что попасть из него куда-нибудь, а она в соревнованиях выступала наравне с мужчинами и занимала призовые места. Кстати, сестренка, а чего там это орки хотели с тобой сделать? Что там за приспособление такое было?

— Могу пояснить, — откашлялся старик и лукаво посмотрел на покрасневшую девушку: — Это подношение богу Калану. Кроме сердец врага он любит еще подношение в виде человеческого семени. Они собирались всем отрядом совершить жертвоприношение, а Аранна была средством для извлечения семени. Проще сказать — трахнули бы ее сто человек, а потом так же принесли бы в жертву… то, что от нее осталось.

— А чего она в сознании была? Мы все опоенные, она-то тоже вначале опоенная была, а потом почему оказалась в трезвом разуме?

— Ей, похоже, дали противоядие. Во время обряда она должна была понимать, что с ней делают, кричать, стонать, просить о пощаде — так интереснее и богу угоднее.

— Проклятые извраты! — с ожесточением выкрикнула Аранна. — Хорошо, что ты их всех убил, Викор! Надо было мне им всем члены еще отрезать и на дерево повесить, чтобы соплеменники видели, для острастки!

— Даркк, а откуда ты так много знаешь об этих изуверских обрядах? — с недоверием спросил Каран. — Неужели тоже в них участвовал?

— Участвовать не участвовал, но слышать о них слыхивал. Мне еще дед рассказывал о них. Это очень старые обряды, теперь их и не помнят. Только в глухих местах сохранились, вот как здесь.

— Ты там жалобился, что старое ушло и его шибко жалко? — усмехнулся Бабакан. — Вот тебе и прошлое. Нравится?

— Честно говоря — не шибко нравится, — сознался Даркк. — Одно дело слушать рассказы стариков, а другое — участвовать в этом. Тем более в виде жертвы. Ну их на хрен, эти старые обычаи! — Он досадливо махнул рукой, а мы рассмеялись и стали есть наш ужин.

Когда мы поужинали и перешли к чаю с медом, который захватили в дорогу в большой емкости, — его оставалось уже немного, и скоро нам придется пить чай без сладкого, — я решился, снял куртку, рубаху и сунул нож в костер. Дождался, когда кончик его лезвия прокалился, и попросил:

— Каран, поди сюда. Да смой ты с рук этот хренов мед! Заляпаешь меня всего. Держи нож.

— Зачем? Чего ты задумал? — недоуменно спросил Каран.

— Сейчас ты кончиком этого ножа надрежешь мне кожу на плече и засунешь под нее вот этот камень. Постой! Бабакан, там у нас есть крепкое вино или ты его все вылакал?

— Обижаешь, начальник! Ну вылакал, да… Но немного осталось, тут, во фляжке. Дать?

— Давай сюда, пропойца! — Аранна протянула руку и выхватила у виновато улыбающегося гнома заветную флягу. — Вот нельзя тебе доверять выпивку — сколько бы ни было, обязательно выхлебаешь!

Я взял флягу, промыл ардаман в вине, потом плеснул на руки Карану под жалобные стоны гнома — порча драгоценного напитка! — и приказал:

— Давай режь!

Плечо пронзила боль, когда Каран наискосок воткнул мне лезвие ножа, отдирая кожу от мышц, потом боль повторилась, когда он засунул под кожу камень, не самый большой, но все-таки выпятившийся из-под кожи приметным бугорком.

— Все, готово, лечись, Викор, а то смотреть на тебя страшно! — Каран отложил нож и отодвинулся от меня.

По моей руке стекала тонкая струйка крови, боль пульсировала, и я никак не мог сообразить и выхватить из мозга лечебное заклинание. Потом сосредоточился и вызвал его, пользуясь тем камнем, что засандалил в руку.

Рука заболела еще сильнее — так, что я скрипнул зубами, — тело охватил огонь сродни лихорадке, и рана стала затягиваться. Скоро на месте разреза остался только бугорок, который перекатывался под кожей. Боли не было, каких-то неприятных ощущений тоже. Я остался доволен произведенной операцией, облегченно вздохнул и стал смывать с руки натекшую кровь.

— Все, теперь камень всегда со мной. Давно хотел этим заняться, да никак не мог решиться. В этот раз мы чуть не упустили Алдана, когда урод-вождь отнял мой браслет, — больше этого не повторится.

Закончив наш ужин и наговорившись, мы улеглись спать. День прошел в высшей степени отвратительно, нервы просто звенели от перегрузки, и я долго не мог уснуть. Меня начало почему-то лихорадить, я долго вертелся, не давая спать Аранне, она ругалась на меня, и я заставил себя застыть в неподвижности, хотя так и подмывало повернуться и так и этак, с одного бока на другой.

Наконец я забылся тяжелым горячечным сном. Мне снилось нечто странное: как будто я летал в вышине — у меня выросли кожистые мощные крылья, покрытые снаружи зелеными чешуйками, — совершал немыслимые пируэты, наслаждаясь простором и новыми ощущениями, когда воздух со свистом обтекал мой стремительный силуэт.