Принцесса пепла - Лора Себастьян
— Тяжелое утро? — спрашиваю я, убирая со стула забракованное платье и присаживаясь.
Кресс хитро улыбается.
— Я наконец-то получила весть от принца! Сегод-ня утром он прислал письмо и пригласил меня... то есть пригласил нас на обед. Очень умно с его сторо-ны, я полагаю, не годится, чтобы нас пока видели на-едине. Как это всё волнительно!
— Верно, — соглашаюсь я, стараясь говорить так же оживленно. Кажется, Сёрен от своего не отступится, и, должна признать, это хитрый ход с его стороны. Присутствие Крессентии, разумеется, не помешает придворным сплетничать, но по крайней мере боль-шая их часть будет судачить не обо мне. И всё же же-стоко вот так использовать Кресс в качестве прикры-тия, особенно с учетом того, что она уже почти убе-дила себя, что влюблена в Сёрена. Но у меня в голове уже сложился план действий, поэтому я отмахиваюсь
от этой мысли, как от несущественной. В конце кон-цов, Крессентия очарована скорее образом прекрас-ного принца, чем, собственно, Сёреном, а если мой план сработает, бедняга умрет еще до того, как Кресс осознает свое заблуждение. Она, конечно, будет во-ображать себя героиней трагической пьесы, одной из тех, что она так любит почитывать, и, думаю, эта роль придется ей по душе не меньше короны.
— Видимо, ты пытаешься выбрать подходящий случаю наряд? — предполагаю я.
— У меня ничего нет, — жалуется подруга, потом душераздирающе вздыхает, жестом полным отчаяния указывая на комнату — тут и там валяются десятки платьев всевозможных цветов и фасонов. Есть здесь и астрейские хитоны, украшенные искусной вышив-кой и фибулами, инкрустированными драгоценны-ми камнями. Прочие наряды представляют собой традиционные кейловаксианские платья из тяжело-го бархата и шерсти, с зауженной талией и пышны-ми юбками, под которые нужно надевать металли-ческие каркасы и уйму нижних юбок. Платьев так много, что сосчитать их не представляется возмож-ным, это всё равно что пытаться сосчитать звезды в небе, хотя уверена, Кресс не надевала и половины из них.
Я выуживаю из груды платьев одно, расправляю и рассматриваю, держа на вытянутых руках. Его я у Крессентии еще не видела: бледно-лиловый цвет, простой крой, по бархатному корсажу идет полоса ткани, драпирующая одно плечо. Край лифа и подола расшиты сотнями крошечных сапфиров, так что ка-жется, будто платье украшено живыми цветами.
— Как насчет этого? — предлагаю я.
— Ужасное, — отмахивается подруга, не глядя на наряд.
— Думаю, цвет тебе очень пойдет, — настаиваю я. — Хотя бы примерь.
— Это бессмысленно. Они все отвратительные, — заявляет Кресс. — Что нравится принцу, ты не зна-ешь? Какой у него любимый цвет?
— Я знаю о нем не больше тебя, — со смехом от-вечаю я, надеясь, что Крессентия поверит в эту ложь. Пусть я и не знаю, какой цвет нравится Сёрену, зато мне известно, что он добрый и, наверное, с матерью у него отношения куда как более теплые, нежели с от-цом — иначе он не обратился бы за помощью к кай-зерине, чтобы расторгнуть мою помолвку. Я знаю, что, несмотря на всю его славу отважного и сильно-го воина, Сёрену не нравятся жестокие обычаи кей-ловаксианцев. Он даже помнит имена астрейцев, ко-торых приказал ему убить его собственный отец де-сять лет тому назад.
Нельзя сейчас думать об этом. Я ведь сказала Ар-темизии и остальным, что убью принца, когда при-дет время, а я не смогу этого сделать, если буду ви-деть в нем человека.
— Ты ведь беседовала с ним на пиру, — замеча-ет Кресс, и в ее голосе проскальзывают недовольные нотки. — В гавани мне показалось, что вы с прин-цем в приятельских отношениях... ты даже называла его по имени.
Она ревнует, соображаю я, и мысль об этом кажет-ся почти забавной. Разумеется, тут нет ничего весе-лого. Я должна влюбить в себя Сёрена, и, очевидно, он интересуется мной гораздо больше, чем Крессен-тией, и всё же странно осознавать, что я стала причи-ной ее ревности. Ведь эта девушка отдавала мне свои ношеные платья, украдкой совала куски хлеба, когда кайзер лишал меня ужина; она использовала свой ста-тус любимой дочери главного военачальника кайзера,
чтобы оградить меня от прямых оскорблений других благородных девиц. Большую часть жизни я жила под защитой ее жалости; идея, что Кресс ревнует ко мне, кажется абсурдной.
И всё же подруга ревнует, и я дала ей для этого ку-чу поводов. Меня охватывает острое чувство вины. Конечно, из-за этого я не передумаю и не стану ме-нять наши планы, но всё равно неприятно.
Я открываю рот и тут же закрываю, не будучи уве-ренной, что именно следует сказать. Во что бы то ни стало следует убедить Крессентию в том, что я не представляю для нее угрозы, а Кресс почти всегда точно определяет, лгу я или говорю правду.
— После казни мятежника, — говорю я, тщатель-но подбирая слова, — я очень переволновалась. Бы-ло столько крови, что меня затошнило. Сёрен случай-но наткнулся на меня в коридоре и, видимо, пожа-лел. Тогда-то он и велел мне называть его по имени. А вместо благодарности я... меня стошнило прямо на принца, — признаюсь я, закрывая лицо, делая вид, что страшно смущена.
— Ох, Тора, — вздыхает Кресс, и выражение ее лица моментально меняется. Подозрительность сме-няется облегчением, хотя подруга и пытается это скрыть. — Как ужасно! И так стыдно. — Она похло-пывает меня по руке, в очередной раз жалея.
— Так и есть, — продолжаю я. — Однако принц повел себя так деликатно. Об этом мы и говорили на пиру: я извинялась за то досадное происшествие, а он сказал, что всё это пустяки. Он очень добр.
Кресс прикусывает губу.
— Но он же тебе не нравится, правда?
— Нисколько. — Я смеюсь, изо всех сил стара-ясь казаться удивленной. — Полагаю, он просто мой друг, только и всего. И уж конечно, я его нисколько
не интересую. Неужели ты думаешь, что молодой че-ловек способен увлечься девушкой, которую на него стошнило?
Кресс улыбается, явно успокаиваясь, потом взгляд ее снова падает на разбросанные платья, и она хму-рится.
— Значит, ты не знаешь, какой у принца любимый цвет?
— Вероятно, больше всего ему нравится черный или серый. Что-то мрачное и серьезное, — говорю я, потом хмурю брови и надуваю губы, стараясь ско-пировать суровое выражение лица Сёрена. Кресс хи-хикает, но тут же поспешно зажимает рот ладонью.
— Тога! — восклицает она с напускной строго-стью.
— Нет, правда, — продолжаю
