Кровавая Мачеха (СИ) - Ольга Ружникова

Так что осталось лишь надеяться, что Лаура им действительно не враг. Что те, кого назвала врагами она сама, на самом деле ей не тайные союзники.

Но иной путь — пожертвовать Вики. И на это Юлиана не готова.

— Спите, императрица, — мягкий голос Лауры — будто тихий шелест сухих песков таинственного Востока. Будто древний рисунок на восточном ковре из детских игр с Мариитой и Зоей. Будто страшная сказка о храброй и умной девушке, что ежевечерне покупала себе очередную ночь жизни, рассказывая диковинные истории. — Спи, Юлиана. — Смеживший веки сон не дает возразить на столь наглое обращение. — Спи, сестра.

Спит. Спит, прижимая к себе Вики.

И одновременно — шагает по шелестящему темному саду. Саду ее детства — и одновременно нет. В настоящем — никогда не пряталась за росистыми кустами опасная, шелестящая тьма. Там не ждало никаких смертельно опасных чудовищ, кроме Романа и отчима Бориса.

Но и сюда Юлиана уже ступала прежде. Прежде, когда боялась несравнимо больше. В далеких снах.

В призрачном, нереальном мире, что помнят все одинокие, запуганные дети. Особенно те, кто не могут говорить.

Странный полупризрачный мир. Лаура лишь открыла приграничные врата. Путь прокладывает не она. Тонкая путеводная серебристая нить ведет совсем к другому человеку.

Кто втянул сюда Юлиану — Вики? Да. Вот она, просто сияет. Что больше здесь не одна. Что с ней — взрослая, сильная Юлиана.

Наверное, действительно стоило просто лечь в другой комнате. Так Вики никогда не смогла бы затянуть сюда Юлиану. Беременную Юлиану.

Но тогда маленькая, беззащитная девочка была бы здесь совсем одна. Ей не до кого было бы дотянуться. Не докричаться — как когда-то самой Юлиане, много лет назад.

Черная тень смеется из аспидной тьмы. За обманчивой безопасностью густой листвы, за тонкими стволами садовых деревьев качается гибкое змеиное тело. Гибкое и смертоносное. Для него Юлиана — не взрослая и не сильная. Гигантская змея просто приветствует новую жертву.

Только в Мидантии именно Юлиане дали прозвище Кровавая.

— Это тетя Юли, — с вызовом бросила Вики, крепко обнимая ее. Вцепившись Юлиане в пояс всей хваткой еще слабых ручонок. Теплых и уютных даже здесь и сейчас.

В Вики слишком много добра и света. И потому светится даже связавшая их нить.

На что надеялись черные жрецы, выталкивая в этот мир Викторию? Что страх растворит ее во тьме? Что он убьет в ней всё доброе? Высосет по капле? Всё, что угодно, лишь бы больше не бояться?

Слишком часто мы, пытаясь стать сильнее, перестаем быть людьми. И точно ли это сила? Юлиана прежде о таком не думала. Слишком много отвлекающих мыслей — выше риск смерти. Как для Константина.

— Твоя мама? — презрительно корчится змеиная тень.

Она знает, кто они. Но не понимает даже, кем приходятся друг другу. Значит, не настолько уж и сильна.

— Мачеха, — поправила Юлиана. — И тетя.

— Чувствую общую кровь. И впервые слышу о добрых мачехах, — смеется тень порождения Тьмы. Змеи и не змеи.

— А я — злая. Кровавая, можно сказать. Для всех тех, кто вздумает обидеть мою маленькую приемную дочь.

Ту, что должна была стать родной, случись всё иначе.

— Юли, Юли, — неизвестный черный ужас качает призрачной головой. Пугало для детей. Маленьких, одиноких и беззащитных. Тех, из кого так приятно пить силы и радость. Высасывать по капле — до дна.

Правда, кого жрать, ему и так хватает. Всегда хватало. Но оно — жадное. И облик принимает любой.

Вот только Юлиана не боялась его и в детстве. Еще когда даже не могла позвать на помощь.

— Неужели ты меня забыла? Забыла, как пряталась от меня ребенком? Как хотела, но не могла закричать?

— Никогда и не вспоминала. Потому что любому одинокому ребенку чудится невесть что. А ты просто принимаешь облик наших страхов. Раз уж по-другому нас не взять. А черных змей пятнадцать лет назад еще в Мидантии не было. Как и их жрецов.

— Были, — зло смеется тень. — Они были всегда.

— Значит, боялись выползать из тех щелей, куда тогда еще забивались. Потому что всегда были подлы и трусливы.

— Кто бы тут говорил о подлости и чести. Уж не вообразила ли ты себя кем-то другим? Но у тебя всё еще есть выбор, Юли. Ты можешь сбежать отсюда. Ты можешь спасти своего ребенка. Своего настоящего ребенка. Не чужого. Не того, что убьет твоего, когда вырастет. Разве не так принято в твоей родной стране? Не так поступили с твоей матерью?

— Нет, нет, ни за что! — пугается Вики, умоляюще глядя на нее. Двумя огромными черными озерами ужаса. — Тетя Юли, я никогда…

— Конечно, никогда, — одобряюще улыбается Юлиана, одной рукой обнимая девочку. Левой. Правая может пригодиться для драки. В ней как раз сам собой возник клинок.

Эжен одинаково владеет в бою обоими руками, а вот у Юлианы так не получилось.

— Нет, я никуда не уйду, — нельзя смотреть на ребенка, когда рядом — опасная тварь. — Ты не возьмешь ни Вики, ни меня, ни эту страну.

— Разве ты не ненавидела ее всегда?

— Никогда, — честно ответила Юлиана. — Жалела, что не родила ее сама, это да. Но всегда любила. Почти так же сильно, как Евгения.

— Не девчонку, — тень будто досадливо морщится от ее недогадливости. — Страну.

— Именно так. Но я родилась именно здесь. Эту змеиную, жестокую, вывернутую наизнанку страну оставил на меня Евгений, чтобы я потом передала ее Вики. И я дала ему слово. И потому тебе лучше поискать себе другие игрушки — подальше отсюда. Или провалиться обратно в Бездну. Сейчас вы уйдем отсюда — вместе с Вики. И ты нас отпустишь. И больше никогда не посмеешь звать Вики. Или вместо нее приду я.

— Правда? — весело смеется тень. — Скорее, я сейчас оставлю себе вас. Всех трех.

Черный столб рванулся вперед. Юлиана отбила удар невесть откуда взявшимся клинком. Правой рукой.

В детстве меч был деревянным. Юлиана сейчас отчетливо это вспомнила. Только сейчас.

И меч — безупречная идалийская сталь — прорезал воздух. Там, где должна быть тварь. Где она есть.

А темная пасть распахнулась и капнула слюной на детское голубое платье Вики. Прожигая дыру. Шелковая ткань шипит, пузырясь.

Змея — настоящая. Здесь — настоящая. А вот оружие — нет.

— Назад, быстро! — рявкнул мужской голос над самым ухом. — Где твое оружие?

Кто это⁈

Темноволосый, худой парень нарисовался будто ниоткуда. В его руке… деревянный клинок.

А второй он бросил Юлиане. Глядя на нее со смутным узнавание — тем же,