Ворон из пустого гроба - Тисато Абэ
Тиха́я не нашелся что сказать, но стоявшая рядом с ним Юй низко поклонилась.
– Братец, отпусти.
– Юй! – Тиха́я испугался, но сестра не умолкала.
– Я все переживала, что здесь для меня нет работы. Все равно куда, но позволь мне уйти туда, где я смогу что-то делать.
– Хорошо. Поедешь, как только там будут готовы тебя принять. У меня все. Идите. – И Ясутика, положив трубку, повернулся к письменному столику.
Выйдя от хозяина, Тиха́я набросился на сестренку:
– Зачем ты сказала, что хочешь ехать? Ты же ничего не понимаешь!
– Но, братец! Здесь не нужно прясть хлопок! А кроме пения, я ничего больше не умею. Мне ведь тоже хочется хоть как-то тебе помочь!
– Тогда ничего не делай!
Юй сжалась от окрика Тиха́и и готова была вот-вот заплакать.
– Братец…
– Молчи и слушай. Ты еще ничего не понимаешь.
– И кто же из вас ничего не понимает? По-моему, твоя сестрица прекрасно во всем разобралась, – вдруг вмешался голос, в котором слышался сдержанный смех, и Тиха́я растерялся.
– Господин Кимитика…
– Кто не работает, тот не ест. Мой отец, а вовсе не ты, решает, оставлять девчонку здесь или нет. По-моему, именно ты что-то не так понял.
Кимитика шел к ним по коридору, держа руку за пазухой.
– У благородных воронов есть долг: оказывать милость тем, кто не так обласкан судьбой, как они. Однако те, кто получил эту милость, остаются нам обязаны. Юй здесь ни к чему не годна. Если у нее нет других возможностей вернуть долг, она должна подчиняться, даже если ее отправят в веселый квартал.
– Ты шутишь?! – В тот раз Тиха́я впервые возразил Кимитике. – Юй с самого рождения терпит одни лишения. И не надо мне говорить, что продать ее вполне естественно. Я этого не допущу.
Кимитику это нимало не задело.
– Да что ты? Нас нисколько не касается, как вы жили. Я знаю только одно: вы вынуждены молить о сострадании, и вас взял под свою защиту дом Минами-Татибана. Ты благодарить меня должен, а не орать!
И тогда Тиха́я понял: они такие же. Они ничем не отличаются от тех, на поле. Эти просто богаче местного помещика, поэтому ему сейчас перепадает больше. А по сути, они совершенно одинаковы.
– А если бы ты родился горным вороном, ты смог бы сказать сейчас то же самое?
Кимитика, похоже, просто не понял горьких слов Тиха́и.
– Ты о чем? Я же не яма-карасу.
Они не считают, что простолюдины – такие же вороны, как благородные.
* * *
– Вот с тех пор я решил ничего не ждать от благородных.
Они всю ночь провели в большом зале, а когда Тиха́я закончил свой рассказ, уже наступило утро. Вчера они поспешили в академию, и никто, к счастью, не успел заметить отсутствие Тиха́и. Но, разумеется, большой зал остался не убран, и ребята решили все вместе вымыть пол. Пока руки были заняты, Тиха́я, видимо на что-то решившись, заговорил о своей жизни.
– Акэру прав, мы с Юй не родные друг другу, но она все равно моя сестренка. Кимитика постоянно напоминает о ней, и я не знаю, что будет, если пойти против него.
Для Тиха́и Юй действительно стала заложницей.
– Но я чувствую, вы бы не причинили вреда девушке. Я вам верю.
Эти слова были так трогательны и несвойственны Тиха́е, что ребята застыли с тряпками в руках.
– Поэтому больше не говорите о ней.
Не дожидаясь ответа, Тиха́я забрал у друзей тряпки, положил их в ведро и вышел из зала.
Сидевший на полу Акэру, вспомнив свой разговор с Тиха́ей, почувствовал, как кровь отливает от щек. Его пугало, что он прекрасно понимал поведение членов дома Минами-Татибана.
– Юкия… – заговорил он, не отрывая взгляда от древесного узора на доске. – Ты мне говорил тогда: властью надо пользоваться правильно.
– Да.
– А я, кажется, применил ее где надо и не как надо.
Юкия молча ждал продолжения, но Акэру покачал головой:
– Нельзя говорить: «Я тебя спасу».
Спасать кого-то из добрых побуждений, давать что-то тому, у кого этого нет, значит максимально удалиться от того, кому помогаешь. Только теперь Акэру это наконец осознал.
Он почему-то решил, что достаточно действовать из лучших побуждений и за это ему обязательно будут благодарны. Пусть неосознанно, – а скорее всего, именно неосознанно – он, кажется, смотрел на другого человека сверху вниз. То же делает Ясутика, который в обмен на спасение велел Тиха́е стать Ямаути-сю, и равнодушный Кимитика. Да и сам он, из искреннего дружелюбия предложивший помощь.
– Здесь правильный выбор только один из двух…
Из дверей, которые Тиха́я оставил открытыми, били яркие утренние лучи.
– …Отказаться от всего и принять точку зрения слабого или, осознавая собственную заносчивость, продолжать настаивать на своей?
Ни Сигэмару, ни Итирю не собирались ничего отвечать Акэру. И только Юкия, посмеиваясь, спросил:
– Думаешь, теперь обойдешься без ошибок?
– Я благородный ворон. И никем другим стать не могу. Так что… придется быть заносчивым и гордым.
Краем глаза он заметил, как Юкия расплылся в хитрой улыбке.
– Вопросы права оставь мне. Проблема в деньгах. Сколько ты сможешь дать?
– Сколько надо.
Сигэмару завистливо и в то же время залихватски присвистнул.
– Благородные, конечно, пугают, но зато и рассчитывать на них можно, если уж они на твоей стороне.
– Эй, вы себя в руках-то держите!
– Так, а ты, «побег» Итирю, поможешь нам?
Тот издал отчаянный вопль.
– Проклятье! Разве может мужчина в такой ситуации промолчать?
– Молодец, «побег» Итирю!
– Вот и хорошо. Было бы неловко, если бы «семечкам» пришлось пойти против «побега». Теперь у нас есть тот, кто встанет на линию огня, – с улыбкой говорил Юкия ужасные вещи.
* * *
– Эй, Тиха́я! Беги скорее в гостиную.
Юноша доставал воду из колодца и вдруг замер, услышав непривычный приказ.
– Там какой-то постоялец про тебя спрашивает.
У него вырвалось:
– Что?
Собеседник улыбнулся в ответ:
– Не бойся. Это какой-то зеленый юнец из восточных земель. Говорит, хочет поговорить с кем-нибудь одного с ним возраста, кто работает на постоялом дворе. Я ему сказал, что ты у нас необщительный, но он все равно просил тебя прийти.
У этого нанимателя Тиха́я проработал все лето. Разве можно отказаться, когда тебя просит хозяин? Делать нечего, юноша поплелся в гостиную. Увидев, кто его ждал, он чуть не выбежал обратно.
– Стой, стой.
– Не беги, слуга! – Его поспешно остановили Сигэмару и Юкия, одетые как прислужники из хорошего дома.
За ними с важным видом сидел, всячески показывая свою значимость, Акэру в роскошном расшитом фурисодэ. На длиных рукавах его
