Эления - Дэвид Эддингс
Спархок отвел глаза от этого лица. Смотреть на него слишком долго означало смерть.
Туловище идола не было до конца завершено. Казалось, скульптор был так потрясен и заворожен этим лицом и всем, что оно несло с собой, что был в силах сотворить не более чем набросок остальной части тела. Подобно пауку, раскинул Азеш свои щупальца, в великом множестве отходящие от его огромных плеч. Статуя была слегка наклонена назад, а бедра ее непристойно раздвинуты, но тот предмет, ради которого, казалось, и была придумана вся эта поза, отсутствовал. Вместо него там была совершенно гладкая без морщин поверхность, блестящая и очень похожая на рубец от ожога. И тогда Спархок вспомнил слова Сефрении, которые она бросила грозному Азешу. Во время их разговора с Ищейкой на северном берегу озера Вэнн она назвала его лишенным мужской силы и евнухом, и теперь рыцарю стало понятно, почему. Хотя раньше он старался не вдумываться в значение тех слов и ироничных фраз, которыми Младшие Боги порою норовили уязвить своих старших родственников. Над головой идола сиял бледно-зеленый нимб, и его свечение было в точности таким же, что исходило от лица Ищейки.
Внизу, на блестящем, отделанным ониксом, черном полу в бледном сиянии, исходящем от алтаря, творилось нечто невообразимое. Спархок с отвращением отогнал от себя мысль о том, что вершившаяся там оргия — религиозный ритуал. Обнаженные люди с безумным неистовством прыгали и скакали перед идолом, выделывая ногами непристойные курбеты. Спархок не был человеком не от мира сего, не был и монахом-отшельником; многое повидал он на своем веку, но от вида извращений, что творились у него на глазах, его выворачивало наизнанку. Та оргия простых земохских эленийцев, которую они прервали в горах, казалась теперь ему невинной детской забавой по сравнению с тем, что происходило внизу, под мрачным куполом Храма. Похоже, что голые земохцы, бушевавшие на черной ониксовой глади в бледно-зеленом свете, предавались всевозможным грязным извращениям не только тем, что известны людям, но и такими, что по своей чудовищной непристойности могли быть подсказаны лишь самим Азешем, да разве что его слугами. Застывшие остекленевшие взгляды и вымученные неестественные движения обнаженных — все говорило об их неистовом стремлении продолжать ритуал до самого его конца, пока все они не упадут замертво от неумеренности. Нижние ярусы этого нескончаемого потока галерей, уходящих вверх, были заполнены людьми в зеленых балахонах, которые нестройным хором завывали песнь, что казалась пустым звучанием, лишенным мысли и чувств.
Неожиданно Спархок уловил справа от себя едва заметное движение. Он быстро обернулся. Небольшая группка людей собралась на галерее в ста ярдах ниже ужасного прокаженного изваяния того, что, казалось, было исторгнуто из самых глубин безумия. У одного из тех, кто стоял на галерее, были белые волосы.
Спархок изогнулся и дал сигнал Улэфу тянуть его назад.
— Ну, что? — спросил его Келтэн.
— Считай, что это огромная большая палата в виде огромного купола, — тихо проговорил Спархок. — Идол наверху, на ее дальней стороне. По кругу купола тянуться ярусами широкие галереи, ведущие вниз на самую середину.
— А что это за шум? — спросил Тиниен.
— Они совершают ритуал, и видимо, это песнопение — часть его.
— Меня совсем не интересуют их религиозные отправления, — проворчал Улэф. — Там есть солдаты?
— Нет, — покачал головой Спархок.
— Это радует. А что-нибудь еще ты там увидел?
— Да, я думаю нам понадобится твоя помощь, Сефрения. Мартэл и остальные, кто был с ним, собрались на верхней галерее. Это примерно в ста шагах направо. Надо узнать, о чем они говорят. Ведь мы достаточно близко, чтобы твои чары подействовали?
Сефрения кивнула.
— Только давайте немного отойдем от ступеней, — попросила она. — Заклинания всегда вызывают небольшое свечение, а здесь его может заметить кто-нибудь из наших врагов.
Они отступили назад по пыльной дороге, что привела их к Храму, и Сефрения взяла у Берита щит сэра Бевьера.
— Он поможет нам, — сказала Сефрения, затем быстро соткала заклинание и выпустила его. Рыцари собрались вокруг неожиданно ярко осветившегося щита, всматриваясь в туманные фигуры появившиеся на его зеркальной поверхности. Голоса, доносившиеся до них, звучали, что дребезжание жести, но было понятно каждое сказанное слово.
— Твои заверения, что мое золото купит тебе этот трон, с которого ты бы мог вершить угодное нам, оказались лживыми, Энниас, — говорил Отт в этом булькающем гуле.
— Это опять из-за Спархока, ваше величество, — униженно оправдывался Энниас. — Он помешал нам, он превратил в ничто все наши усилия…
— Спархок! — Отт грязно выругался и стукнул кулаком по подлокотнику своих, похожих на трон, носилок. — Его существование разъедает мне душу. И одно его имя вызывает во мне нестерпимую боль. Ты был призван нами держать его подальше от Чиреллоса, Мартэл. Почему ты ослушался меня и моего Бога? Почему не оправдал нашего доверия?
— Это не совсем так, ваше величество, — спокойно ответил Мартэл. — Возведение Энниаса на трон было лишь уловкой, чтобы добиться того, что мы имеем сейчас. А ведь Беллиом уже под этой самой крышей, что и мы с вами, ваше величество. План — посадить Энниаса на трон Архипрелата, чтобы он смог заставить эленийцев передать ему самоцвет — был слишком расплывчатым и неопределенным, зато мой оказался более быстрым и простым. И, кажется, мы добились того, что хотел Азеш — Беллиом здесь.
Отт что-то проворчал себе под нос.
— Возможно, — наконец заключил он, — но Беллиом до сих пор не передан во владение Азеша, он по-прежнему в руках этого ужасного Спархока. Ты расставил целые армии на его пути, но он с легкостью перебил их. Наш Владыка ниспослал слуг своих, еще более страшных, чем сама смерть, чтобы убить его, а он до сих пор жив.
— Но Спархок все же обычный
