Сергей Смирнов - Сидящие у рва

Гарран в кресле, вынесенном на палубу, внимательно слушал айдийца, и слова его не казались ему глупыми и смешными.

— Так каким же богам поклоняются айдийцы? — спросил он. — Тем, которые управляют конями и колесницей?

— Нет, ни конями, ни колесницей никто не управляет. Когда-то наши предки верили, что в колеснице сидит повелитель верха и низа, света и тьмы, великий бог Ат Тара Моа. Но потом стало ясно, что Ат Тара Моа нет никакого дела до нашего мира — у него хватает забот в других мирах. Мы поклоняемся Ат Тара Моа, но не просим у него лишнего: пусть только длится бешеный бег коней, пусть колесница не опрокинется. А кроме Ат Тара Моа есть духи, у каждого — свои, которые могут помочь и защитить, но делают это редко и неохотно. Ведь если люди убивают друг друга, значит, и духи-хранители должны принимать сторону одного или другого. Но им не позволено проявлять такие низменные чувства. Они выше наших драк.

— А у них есть имена?

— Конечно. Только ни один айдиец не станет называть имен своих духов. Особенно чужеземцам. Ведь это будет похоже на предательство.

— А у чужеземцев тоже есть духи-хранители? У меня, например? — с интересом спросил Гарран.

— Наверное, есть, — беспечно ответил Ом Эро. — Но если ты не знаешь их сам, я тем более не знаю.

— Так что же это за духи? Откуда они берутся?

— Они живут. Просто живут. В них — память наших предков. Чем крепче память — тем сильнее духи. Поэтому каждый айдиец знает своих предков.

— Всех?

— Тех, о которых стоит помнить.

Они помолчали. Кричали чайки над темно-голубыми волнами.

Повинуясь мерному рокоту барабана, гребцы ворочали огромные весла. Угрюмая фигура Амма на носу корабля поднималась и опускалась в такт рассекаемым волнам.

— Знаешь, что я думаю, Ом Эро? — негромко сказал Гарран. — Я думаю: а что, если попытаться выпрыгнуть из колесницы?

— Ты не первый, мореход, кто думал об этом. Когда-то, давным-давно, когда наш остров, говорят, был частью Равнины Дождей и то место, где мы плывем сейчас, было твердью, герой Нам О Ро хотел выпрыгнуть из колесницы. Он долго наблюдал движение звезд, приливы и отливы, чтобы понять, в какую сторону прыгнуть, чтобы не сорваться в бездну.

— Он прыгнул?

— Да, великий мореход.

— И где же он теперь?

Ом Эро возвел глаза вверх:

— По вечерам он восходит на небе одинокой яркой звездой. Эту звезду так и называют — Нам О Ро…

— Это красиво, — сказал Гарран, глядя на гаснувшее небо.

Солнце тонуло в море, чайки исчезли, и вода стала быстро темнеть, лишь гребни волн еще светились отраженным гаснущим светом.

— А твой народ, мореход? В каких богов он верит?..

— В бога-строителя Аххумана, — ответил Гарран.

— Расскажи мне о нем.

Гарран встал с кресла. Гребцам пора было отправляться на отдых, барабан рокотал все реже, и вахтенные, встав у бортов, стали перекликаться: «Не спать!» Гарран подошел к борту и, глядя вперед, сказал:

— Я расскажу о силе и слабости, которые люди часто меняют местами, не понимая, что строят лишь сильные, а слабые могут только разрушать… Это рассказ о начале земли.

…Мать-Море Хуамма и Отец-Небосвод Аххуам однажды взглянули друг на друга. Они посмотрели друг другу в глаза и поняли, что не видели ничего прекраснее. Они полюбили друг друга, и у них родилась Дочь-Земля Ахха.

Когда Земля всплыла из пучины вод и покрылась зеленью, на землю сошли боги. Они жили в лесах и в пещерах, питаясь плодами земли, пили речную воду, и легко проживали отмеренную им бесконечность. И боги были, как дети, и порождали новых детей. И отличались они от животных тем, что совокуплялись лицом к лицу, глядя в глаза друг другу. Ибо смыслом их бытия была Любовь.

Однажды на берегу океана, у изумрудных волн, маленький мальчик построил дом из песка.

К нему подошел его младший брат и разрушил дом.

Мальчик снова построил дом. А брат снова его разрушил.

Первого звали Аххуманом, второго — Намуххой.

Они выросли. Аххуман стал строителем. Он возводил города и дороги, маяки и мосты.

Намухха стал воином. Он разрушал города, он гнал по дорогам богов, обращенных в рабов, сжигал корабли и мосты.

И так продолжалось тысячи лет, но больше так не могло продолжаться. Боги разделились, и сильные пошли за Аххуманом, а слабые — за Намуххой. Воинство Намуххи разрушало все то, что возводил Аххуман, и Земля не смогла вынести бремя ненависти, воцарившейся во вселенной.

И тогда Земля умерла. Сдвинулись горы, и Мать-Море Хуамма взяла назад в утробу свою погибшую дочь Ахху. И заплакал ОтецНебосвод Аххуам, и проклял земных богов.

Но не погиб Аххуман. Он построил огромный корабль, на который взошли боги-строители. Корабль отплыл, когда задвигались горы, изрыгая всепожирающий огонь ненависти, но Намухха и его воины побежали за кораблем, упрашивая Аххумана взять и их с погибающей Аххи.

— Я ведь брат твой! — кричал Намухха, вода скрыла его колени, потом живот, потом грудь, а он все бежал и махал руками. Потом земля ушла из-под ног, и Намухха начал тонуть. Тогда сжалились боги-строители и тоже стали просить Аххумана:

— Возьми их на борт!

— Но ведь они снова начнут разрушать то, что мы строили, и может быть даже, разрушат корабль! — отвечал Аххуман.

— А если они утонут — мы тоже станем подобными им! — возразили боги.

И Аххуман остановил корабль, и поднял на борт тонувшего Намухху. Снова сильные на горе себе пожалели слабых.

Поднявшись на корабль, разрушители были рады спасению, и долгое время казалось, что они позабыли ненавидеть, и стали настолько сильны, что им уже нечему было завидовать.

Тысячу лет корабль плыл по изумрудным волнам Матери-Моря, боги научились ловить рыбу, собирать водоросли, копить дождевую воду. Рождались новые боги, но Аххуман, вылавливая из вод деревья, которые всплыли во множестве с утонувшей Земли, строил и строил, и корабль становился все больше. Он стал так велик, что когда на носу корабля было утро, на корму опускался вечер, и чтобы пройти от борта до борта, надо было спрашивать дорогу.

Потом деревья иссякли, и старые бревна сгнили, и корабль стал оседать и постепенно разваливаться. От него отпадали целые куски; они оставались и, когда корабль уплывал, становились островами. И на каждом из островов вместе с Любовью поселялась и Ненависть, ибо слабые по-прежнему ненавидели сильных и стремились их убивать, чтобы на островах не становилось слишком тесно.

Наконец и сам корабль замер, превратившись в новую землю.

Аххуман начал строить, Намухха стал разрушать. Но, чтобы не допускать прежнего, боги-братья стали править по очереди. С тех пор век Аххумана сменяется веком Намуххи, эпоха созидания — эпохой разрушения, время единения — временем распада.