Олег Серёгин - Дети немилости
- Как ты слышал, - сказал он, - есть ученые, которые сомневаются в цикличности магического времени. Слишком ненадежны доказательства. Мы сейчас ориентируемся, прежде всего, на хроники Ривит и Аньярскую летопись, там все изложено последовательно и ясно, чересчур последовательно и ясно. Довольно нелепо ожидать, что в этом веке история повторится в точности.
- Да, верно, - вслух подумал суперманипулятор; он еще разглядывал цветы, но лицо его все более каменело, точно маг с усилием пытался умиротворить сердце, и не мог. – Мы барахтаемся среди предположений и страхов, не зная, откуда придет гроза… И каждый думает, что всецело владеет собственным разумом, в то время как гроза собирается именно там. В наших сердцах.
- Любомудрие, Инке, или точные науки – выбери, наконец. Я рад и посудачить с тобой о тонких материях, в особенности за этим чудесным вином, но, боюсь, потом ты сам станешь гневаться.
- Ты прав, Ката, - решительно ответил Маджарт, глянув, наконец, ему в глаза. – Я слушаю.
Иверт вздохнул.
- В науке, коли уж говорить о ней, - сказал он, допив вино, - барахтаться среди предположений недозволительно. Быть может, я с чрезмерным воодушевлением расходую государственные средства…
Маджарт только отмахнулся.
- Я думаю, что теоретические исследования не менее важны, нежели практические, - продолжал Иверт, кивнув. – Это Пятая магия, Инке. Нам необычайно повезло, что именно сейчас у Аллендора появилось молодое светило, господин Мерау. Он один из уникумов, освоивших Пятую в достаточной степени. Я нацелил его именно на теорию.
- Хорошо, - с улыбкой согласился суперманипулятор. – Береги парня, Ката, ему цены нет.
- Господин Мерау сложный человек, - ответствовал Иверт, доливая себе урувийского. – Но я не мог не отдать должное смелости его научной мысли. Одна из теоретических платформ, верификацией которой занимается сейчас целый отдел, предложена им.
- Я весь любопытство.
- Система, - сказал Катарем. – Мы полагаем, что природа суть гигантская система, возникшая в результате самоорганизации. О том свидетельствуют астрономы, биологи, физики. Земля обращается вокруг Солнца – и вот нам календарный год. Где система, проявлением которой является год магический?
- Но если этот цикл – обманка недостоверной истории? Вопрос к археологам…
- Это гипотеза, Инке. Историки, кстати, относятся к ней презрительно. Они полагают свою науку не менее достоверной, чем наша. Впрочем, Мерау обратил внимание не на это.
- На что же?
- Для того чтобы наступила весна и растаял снег, природе не требуются никакие осмысленные фигуры. Если принимать магический год за аналог календарного, протекающий на уровне человеческих устремлений, принимать, что огромным массам народов регулярно требуется чудовищное кровопускание, война так называемых Выси и Бездны… зачем нужны фигуры Великих Магов? И не только их, но и других особ, стоящих ступенькой ниже – Господ, Воинов? Почему не бунт толпы, не коллективное безумие? Проистекай все это из законов природы, мы становились бы, по мнению Мерау, просто глухи, подобно токующим тетеревам… а мы не только сохраняем разум, мы даже способны сопротивляться. Можно ли вообразить, что дерево сопротивляется наступлению осени? Система избыточна, Инке.
Всякая тень улыбки пропала с лица государственного суперманипулятора.
- Из этого что-нибудь следует, Ката? По мнению уважаемого коллеги Мерау?
- Избыточными бывают системы, созданные искусственно, - медленно проговорил Иверт и опустил веки.
Оба мага долго сидели молча.
Наконец, Маджарт провел ладонью по безволосому черепу, зажмурился и помотал головой.
- Нет ничего нового в мире, - сказал он.
- Что? – удивленно переспросил Иверт.
- Все проистекает из Рескидды, города мудрости и безумия, ибо там находится Исток, - непонятно проговорил суперманипулятор, погружаясь в задумчивость.
Катарем Иверт невольно выпрямился в кресле, настороженно глядя на друга. Лицо того странно озарилось, углы губ приподнялись в усмешке; выражение это завораживало, точно собеседник созерцал в сердце своем некую высокую истину, и с минуту руководитель Службы Исследований глупо хлопал глазами, ожидая непонятно чего.
Потом забеспокоился.
- Инке, - окликнул он. – Инкелер! – и, подавшись вперед, потряс друга за плечо. – Не хочу знать никаких ужасных тайн, просто начинаю бояться за тебя. Может, тебе стоит съездить на море? Показаться врачу?
Суперманипулятор глуховато засмеялся.
- Я здоров, мой друг, - сказал он. – Все просто. Нет никаких тайн. Знаком ли ты с доктриной арсеитов? Верней, не с доктриной, а с тем, как они представляют себе мироздание? Вижу, подзабыл, и господин Мерау не интересуется древними мифами, иначе отбросил бы свою гипотезу, приняв ее за религиозный бред…
Инкелер Маджарт помолчал. Больная, опаленная Четвертой магией плоть его лоснилась на свету.
- Историки говорят нам, - размеренно заговорил он, с полуулыбкой глядя на встревоженного Иверта, - что тысячелетия назад Арсет была всего лишь идолицей диких кочевников, богиней оазисов, которая противостояла своей грозной матери, богине смертоносной пустыни. Зная это, мы смеемся над историей о том, как богиня создала мир… А теперь я из уст крупного ученого слышу, что мир таки был создан. Не смотри на меня так, Ката. Мы вместе пивали с тобой на пирушках. Меня не свалит и бутылка разведенного спирта, не то что бокал вина. И волнуют меня сейчас не сказки арсеитов и даже не предположительное существование всевозможных богинь. Мы с государыней Лиринией отправили господина Кеви и девочку-таянку прямиком в объятия Ее Святейшества Акридделат.
4.
Вдоль стен малой дворцовой библиотеки, точно солдаты на смотру, тянулись суровые ряды книг. В исполненной теней вышине, на сводах, переплетались гигантские причудливые цветы, выложенные панелями из разных пород дерева. Поверх узора мерцала золотая сеть инкрустаций.
Я возлежал в кресле у потухшего камина, пристроив ноги на пуфик, и разглядывал потолок.
- Не ерзай, - приказала Эррет, обмакивая кисть в чернила.
- Любимая, - взмолился я. – Ты переоцениваешь мужскую выдержку.
- Упражняйся, - насмешливо отвечала жестокая, устраиваясь поудобней (удобно было совсем не мне).
- Сейчас?!
- Не теряй времени даром.
Она сидела верхом у меня на коленях и расписывала мне лицо. Кисть щекотала кожу, Эррет изгибалась то так, то этак, вырисовывая знаки по замысловатому канону Тавери, который требовал изрядного художественного дарования и еще большего терпения… если в последнем нуждался даже рисовальщик, что говорить о жертве! Я весь извелся. Эррет то и дело шипела на меня по-кошачьи, приказывая сидеть смирно. Тем более обидно становилось, что изысканный канон обречен на гибель: в постели она – огонь и буря, да я и сам не скучен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});