Александр Панащенко - 8-й день недели (СИ)

То, что Колганов услышал в ответ, немало его удивило.

- Если это правда, то Лапин разъезжал на свой страх и риск. Потому что у него не было прав.

Глава 20

Колганов снова упал на кровать. Только на этот раз избавился от кед. Рукопись погибла. Марченко он подвёл. Тот, конечно, сдержал эмоции - это чувствовалось даже на расстоянии. Но всё равно на душе скребли кошки. Не зная, чем заняться, и одновременно чувствуя внутреннюю пустоту, решил вспомнить, что написал Кола. Постепенно в памяти всплывали образы и мысли автора. Немного позже - строчки. А потом и целые фрагменты. Чем дальше журналист погружался в ретроспективу, тем сильнее и чётче работала память. Она словно ждала этого момента, скрывая доселе свою мощь. Исписанные мелким убористым почерком страницы распахнулись над ним, образуя купол. А потом опустились, став шатром и наглухо изолировав от любой информации извне.

Странные вещи писал Кола, странные... Новизна свежепознанного обжигала сознание, заставляла напрягаться и нервничать.

Наш ум всегда воспринимает в штыки новое, что не вписывается в привычную, комфортную картину мира.

Кто выше, человек или ангел? Вроде как ангел. Он же ближе к Богу. Ан нет. Кто такой ангел? Небесный почтальон. Он может творить? Нет. А человек может творить, созидать? Может. Для этого ему даны руки. Человек есть творец. Должен быть творцом. Но может избрать и иной путь. Путь разрушения. Тогда он не будет Образом и Подобием Всевышнего. Дилемма, извечный выбор каждого. И пока человек поддерживает в себе искру Божию, он жив. Жив, пока карабкается наверх и смотрит на звёзды. А есть люди, в которых не искра, а целая свеча. Они могут обогреть других, нуждающихся в тепле. Но если искра погасла, человек остывает. Медленно, но неизбежно. И рано или поздно наступает момент, когда такой человек становится ледышкой. Или даже ледяной скалой. А лёд нельзя согреть. От тепла он умрёт.

Солнечные и Холодные...

Кто ты? Творец или Разрушитель, живой или мёртвый, горячий или холодный? И не говори мне, какой ты веры, ибо вера пришла за человеком.

Когда воспоминания оставили его, Колганов лежал и отсутствующим взглядом поддерживал потолок. Такой белый и скучный.

А, вспомнил! Ещё были жёлтые "Жигули" за номером 2428. А буквы...д...и ещё какие-то...не могу вспомнить...

Но ведь у Колы не было прав!

"Эврика!"

Он закричал от внезапно посетившей мысли и подбежал к компьютеру.

Отгадка тайны не приходила в голову лишь потому, что лежала на поверхности.

Глава 21

Нельзя сказать, что сообщение горничной о незваном госте в штатском удивило Яна Григорьевича, но он, признаться, ждал Марченко позже. Теоретически, полицейского вообще можно было не впускать на порог, но отставной дипломат решил избрать иную тактику.

Он велел проводить визитёра в гостиную.

- А, снова вы. - Вяло махнул рукой хозяин дома.

Марченко слегка поклонился.

- Да. И снова здравствуйте.

И направился к сидевшему Яну Григорьевичу.

- Выпьете? - Скорее для проформы предложил тот.

- Воды.

Пока горничная выслушивала распоряжение, Марченко вновь рассматривал охотничьи трофеи, в изобилии представленные вокруг. Внезапно в голову пришла мысль о том, что животные - лишь для отвода глаз, а на самом деле хозяин дома охотится на людей.

Вода оказалась ледяной и чуть горьковатой.

- Признаться, ждал вас, товарищ следователь.

- Звучит, как официальное признание в совершении противоправных деяний.

- Давайте не будем спешить с выводами. - Предложил Ян Григорьевич, раздражённый сарказмом гостя. - Особенно когда мало улик, а выдать желаемое за действительное очень хочется. К тому же, мы оба знаем, что вас отстранили от расследования.

Марченко вынужден был это признать.

- Да. К сожалению, это так.

Всё ты знаешь...

- А вы не догадываетесь, почему? - Осведомился Ян Григорьевич, словно на что-то намекая.

- Думаю, в силу того, что есть более компетентные, чем я, специалисты. - Предположил полицейский. - Вот им и, как говорится, флаг в руки.

Эта самоирония не могла остаться незамеченной.

- Да бросьте, Александр Дмитриевич. Вас близко не подпускают к происходящему только потому, что я на это дал соответствующие указания. Не подумайте ничего плохого. Я хороший человек. И держу вас от всего этого подальше только потому, что желаю вам добра.

- Вот как. - Хмыкнул Марченко, не ожидавший подобной откровенности. - А можно с этого места поподробнее? Я ехал сюда, чтобы снова непринуждённо побеседовать с Маржаной о её новых похождениях. Задать пару-тройку вопросов. Но и без неё разговор оказывается привлекательным и насыщенным.

- На самом деле это именно я вас нашёл и привёл в свой дом. - Многозначительно начал Ян Григорьевич. - Я знаю о вас всё. Знаю, как вы закипали гневом, когда на ваших глазах совершалась несправедливость. Особенно, когда ничем не могли помочь. Знаю, что наркобарону, смеявшемуся вам в лицо со словами о том, что ему, извиняюсь, на вас наплевать и что его не закроют, вам очень хотелось вмазать. И вы, действительно, сломали ему челюсть. Но только после его фразы: "ну что, съел?".

Ян Григорьевич с бокалом в руке откинулся на спинку кресла, слегка прищурившись и наблюдая за реакцией гостя.

Полицейскому казалось, что его медленно раздевают. Крайне неприятное ощущение, возникающее, когда твоё личное прошлое становится достоянием общественности. Тот случай произошёл больше года назад. Марченко пришлось насильно вложить в руку ублюдка нож, чтобы сымитировать нападение. Преступник, отлежавшись в больнице, вышел под подписку о невыезде. И вскоре куда-то пропал. Объявлен в федеральный розыск. А у Марченко всё же возник ряд проблем.

Блин, откуда ему это известно? Неужели прослушка?

- Нет, отнюдь нет. Никакой прослушки. - Ян Григорьевич догадался о мыслях собеседника. - Видите, даже сейчас я знаю, что у вас в голове.