Ольга Громыко - Год Крысы. Путница

— Какие это — ваши? — Саврянин отколупнул кусок уже остывшего и загустевшего варева.

— Ну про козу? И про время, которое заканчивается? — Рыска внезапно вспомнила, где впервые ее услышала. — Которую ты в зайцеградской кормильне пел?

— Про козу любой дурак с трех попыток подберет, а слова вы сами пели, я только первую строку «подал». — Альк придирчиво рассмотрел ложку и начал с показушной неохотой объедать с нее кулеш. — А про время — это как раз наша песня. Саврянская. Я ее только на ринтарский перевел.

— Неправда! — Рыска запнулась, поняв, что слова действительно немного отличались. Но музыка точно была та. — К нам в веску прошлой зимой менестрель приезжал, он ее пел.

— Ну, значит, переводили и до меня. Красивая же, правда?

— Да, но она о минувшей войне! — со священным ужасом воскликнула девушка. — Чудо, что наши мужики тебя еще до наместника не побили! Ты нарочно их разозлить хотел, да?

Альк от души рассмеялся, шкрябая ложкой по стенкам котла.

— Детка, ее сочинили еще в позапрошлом веке — один слегка сдвинутый философ, который писал толстые трактаты о смысле жизни, а на их полях — стихи и ноты. Так, между делом. Философ он, надо сказать, был паршивый, нудный и недалекий, но его сочинения сохранились до сих пор и почитаются великой ценностью. Именно из-за полей. Забавно, правда? Истории чхать на то, что ты полагаешь своим предназначением. Она, как сорока, тащит в гнездо все яркое, блестящее, необычное.

— Но напоминать людям о войне…

— Какой войне, Рысь? Где там о ней хоть одно слово? Эта песня о любви. Мужестве. Долге. Почему, интересно, людям нужна война, чтобы их оценить?

— Но он же уходит на войну! — уперлась девушка. Тот менестрель так и сказал: «А сейчас я исполню балладу в память о тех, кто не вернулся из битвы при Йожыге!» Правда, что песня не его, не сознался… — «Заплету я в клинок…»

— Он просто уходит, — терпеливо разъяснил Альк. — В никуда. Может, им родители жениться запрещают. Или она вообще чужая жена и завтра муж возвращается из похода. Может, он что-то натворил и подвергает близких опасности, оставаясь с ними. Может, она помирает от легочной гнили и он делит с ней последнюю ночь…

— Прекрати, — не выдержала Рыска. — Вечно ты все опаршивишь!

— Потому что воина романтична, а жизнь пошла и несправедлива?

— Нет! Война — это страшное горе, и равнять ее с простым уходом из дому…

— Верно — нельзя. Ведь на войну уходят будущими героями, без разницы, погибнут они или возвратятся с победой. Уверенными, что поступают правильно. Знающими, что их ждут, в них верят. Видящими цель: защитить свою семью, дом, огород и лужу под свинарником. Ты можешь сказать то же самое о себе?

Рыска поджала колени к груди, положила на них подбородок и уставилась в огонь. За эту неделю она вообще напрочь запуталась, что правильно, а что нет. Воровать неправильно? А если умираешь от голода и холода, но без денег всем на тебя, такого правильного и честного, плевать? Убивать неправильно? А если иначе убьют тебя? Ох, как же все-таки хорошо было на хуторе: что хозяин приказал, то и правильно. И цели такие близкие, понятные: пол вымыть, суп сварить…

Девушка тяжко вздохнула. Мучился ли подобным выбором древний саврянский философ? Или просто сидел, скучая, над никому не нужным трактатом, прихлебывал пиво и глядел в окошко?

— А кто про «закатное солнце» сочинил? — спросил Жар, все-таки слушавший вполуха их разговор. — Тоже какой-нибудь «не ушедший вовремя» ученый сморчок?

— Нет. — Альк разом поскучнел, бросил ложку в опустевший котел и пошел к возу за покрывалом.

ГЛАВА 10

Если стая подозревает ловушку, то вперед выталкивают крысу поникчемнее, а остальные наблюдают с безопасного расстояния.

Дорога началась хорошо — вышли вовремя, за ночь ветер поунялся и потеплело, — но очень скоро у Рыски начал побаливать низ живота — тягуче, по-женски. Ну как же некстати! Длиться это нытье могло и две-три лучины, и весь день; а тут еще дорога — ни присесть, ни тем более прилечь. И даже не пожаловаться — одни мужики рядом. Пришлось, стиснув зубы, идти наравне со всеми, учащенно дыша при приступах. Получалось, видимо, не очень, потому что через лучину Альк раздраженно спросил:

— Чего ковыляешь, будто «праздники» у тебя?

Рыска споткнулась и так покраснела, что саврянин возвел глаза к небу и покачал головой, но больше к девушке не придирался.

Живот же не только не собирался проходить, но и разболелся еще сильнее. Терять было уже нечего, и Рыска, жутко смущаясь, с надеждой спросила у Алька:

— А ты можешь боль снять? Ну как простуду?

— Могу вообще от нее избавить, — предложил тот. — Правда, уже со следующего месяца — зато почти на год.

Одурманенная болью девушка не сразу поняла, что он имеет в виду, но потом обиженно надулась и спряталась за Жара. Вот так всегда: стоит Альку чуть-чуть размякнуть, очеловечиться, как он спешит потратить скопившуюся желчь! Хорошо хоть вчерашняя хандра прошла: саврянин зорко поглядывал по сторонам, словно бы говоря — уж он-то выбрал свою цель и ничуть в ней не сомневается.

Рынок спутники сначала услышали, потом учуяли, а уж затем увидели. Сама Рогатка находилась по одну сторону тракта, а необъятный загон, в котором мычало, блеяло, кукарекало, гоготало, разило скотом и навозом, — по другую. Ворота у рынка были, но большинство людей просто наклонялись и пролезали между перекладинами ограды. Рыска с Жаром и Альком тоже так поступили, очутившись в ряду торговцев мелкой живностью. У их ног с гневным хрюканьем подскакивали мешки, живыми колышущимися цветами торчали из корзин длинные гусиные шеи, плавали в ушатах жирные лягушки.

— Шипонский заяц! — орала торговка, так размахивая поднятым за уши товаром, что бедная зверюшка мысленно с ними уже распрощалась и висела тряпкой. — Боевой, сторожевой, покупай, не стой!

— Тетенька, а шипонский разве не полосатым должен быть? — наивно спросила Рыска.

Торговка осеклась, спрятала зайца за спину и напустилась на девушку:

— Ишь, соплячка, еще учить меня она будет! Не разбираешься, так не суйся!

— Да я просто… — Опешившая от такого натиска Рыска попятилась в «норку» между Альком и Жаром.

Смутить вора было не так-то просто. Прикинувшись, что незнаком с девушкой, Жар деловито обратился к торговке:

— Покажь товар, тетка! Я как раз в свою зайчатню племенного зверя ищу. У тебя зай или зайчиха?

— Зай, зай! — залебезила тетка. — Знатная зверюга, с ходу на зайчих прыгает!

— Жалко, — «огорчился» вор, — мне-то зайчиха нужна. Тетка цепко ухватила развернувшегося «купца» за рукав: