Анатолий Герасименко - Тотем Человека
— Вспомним.
Немного спустя умерла она сама.
— Вспомним, как было хорошо.
Саша утерла слезы. Да, это было хорошо. Ночь, и тысячи звуков, и свобода в каждом сантиметре гибкого тела. День, и сладостная дрема, и нежное солнце во всем мире, от края до края. Снова ночь, снова охота: шорох, мгновенный бросок, последний трепет добычи. Кровь. Сладкая, восхитительная кровь, словно передающая силы убитого зверя прямо ей в жилы. А потом — привести себя в порядок, юркнуть в убежище и там заснуть, с полным животом, и спать долго, долго, долго. Да, это было хорошо. Рыжий приходил за полночь, они лежали рядом, думая каждый о своем, наслаждаясь теплом, которое могут подарить друг другу только кошки. Не грубые объятия, к каким привыкли люди. Нет, это совсем особенное, неповторимое чувство, когда любимый находится рядом, слегка, самыми кончиками волосков касается тебя, так, чтобы ты ощущала тепло его тела — и только. Это может длиться очень долго — изысканная кошачья ласка, высшая нежность.
Да, это было хорошо.
— Возвращения вам, братья и сестры, — серьезно сказал человек в белом.
'Аб хинк', - нестройно, прерывисто. 'Аб хинк', - запоздало прошептала Саша.
— Я не могу проникнуть в ваши мысли, поэтому скажу о себе. Я умел летать. Больше мне сказать нечего, но это было. Я умел летать, мог подняться в небо. Теперь я могу только мечтать о полетах. И я снова говорю: Возвращения вам.
'Аб'…
— Не спешите отвечать, — голос стал проникновенным, — не спешите. Сначала ответьте себе самим: готовы ли вы вернуться? Вернуться к той жизни, которой мы лишены теперь, к вольной, дикой, счастливой жизни?
Зал молчал, ждал, что будет дальше. Саша вспомнила уличных кошек — грязных, ободранных, больных — и на минуту ей стало холодно. Хочет ли она Вернуться? Туда, где страх, и голод, и вечная борьба за жизнь? Туда, где любой простец может спустить с тебя шкуру, туда, где убивают твоих детей, а тебя ради забавы топят в мешке?
— Люди говорят: я мыслю, значит, существую, — сказал человек в белом. — Как это верно! Мыслю, значит, существую. Существую: в облике человека. Существую: мучаюсь сомнениями, моралью, бредовым умствованием, поиском таких же, как я, мыслящих бедолаг. Существую: влюбляюсь, не получаю ответа, страдаю, ломаю жизнь себе и близким. Существую: делаю ошибки, рожаю детей, требую, чтобы они не повторяли моих ошибок, но учить их могу только на примере этих самых ошибок — и дети растут еще более несчастными, чем я. Существую: в вечном страхе смерти и наказания за то, что жил не так, как положено. Так существуют — люди.
Оратор замолк и перевел дух. Затем во всеобщем молчании он продолжил:
— Братья и сестры! Готовы ли вы перестать существовать, как люди — и начать жить? Жить по-настоящему?
'А-а-х'.
— Тогда Поток принимает вас, — произнес человек в белом, и голос его дрогнул, впервые за все время.
'А-а-х'.
— Поток принимает вас.
'А-а-х'.
— Поток принимает вас! — закричал человек, и Саша вдруг закричала в ответ:
— Аб хинк!
— Аб хинк! — подхватили все вокруг. — Аб хинк! Аб хинк!
Саше стало легко и просторно. Да. Да, пусть так и будет. Все равно жить кошкой в тысячу раз прекраснее, чем мучаться в человеческом теле. Да. Аб хинк…
Человек выждал минуту и снова поднял руки. Дождавшись, пока смолкли выкрики, он произнес:
— Тогда больше не будем терять времени и начнем занятия. Тема сегодняшней медитации — свободная. Можете представлять все, что угодно. Погоня, брачные танцы, может быть, кто-то любит воображать, что снова стал детенышем и играет… да, все, что угодно. Никаких ограничений, никаких условий. Слушая Тотем…
'…поступим верно', - закончил восторженный хор голосов. Оратор улыбнулся:
— В точности так. Слаб тот зверь, что смиряет себя раздумьем. Имя ему — человек. Не уподобляйтесь простецам. Будьте, как ваши Тотемы, сильны и естественны. Возвращения вам.
Заиграла музыка. Медленная, ритмичная, она странным образом подходила к негромкому шуму, что поднялся вокруг. Вздохи, шепот, тихие стоны, похожие на урчание. Пары вновь ласкали друг друга. Кто-то затеял с партнером игру, легонько кусаясь и размахивая руками, согнутыми наподобие лап. Кто-то свернулся клубком и, казалось, крепко спал. Кто-то, сноровисто обвязав руку жгутом, выдавливал в вену прозрачную жидкость из припасенного шприца — таких было много. Кто-то уже лежал, открыв глаза, и жгут сползал с подергивающейся руки, как сытая змея. Кто-то просто сидел, поджав ноги и, тихонько раскачиваясь, бормотал под нос одному ему ведомые мантры. Я…
Я — Кошка.
Я — Кошка, подумала Саша. Я — Кошка. Не узнали? Это я, вы часто видели меня по утрам, когда выносили мусор. Я сидела на крышке мусорного бака и наблюдала за вами. Кошки умеют наблюдать лучше человека, любого человека. Где вы еще могли меня видеть? Лет сорок назад, когда я попалась двум подросткам. Один связал мне проволокой лапы и держал голову, а другой пассатижами раздавливал хвост. Вы тогда проходили мимо. Посмотрели мельком и ускорили шаг. Ребятам было по шестнадцать лет, и вы их тоже испугались, такой большой и сильный, весом в десять раз больше меня.
А еще когда-то в бенгальских джунглях я прыгала людям на спину. Если они успевали обернуться, то ударом лапы я ломала выставленную руку с револьвером, а потом превращала человеческую голову в месиво коротким рывком челюстей. Меня не могли остановить ни егеря, ни ловушки, ни лесной пожар. У кошки девять жизней, вы же знаете. Я истребляла стада, принадлежавшие вашим предкам, наводила ужас на целые деревни. Мое имя боялись упоминать после захода солнца. В мою честь возводили храмы, бросали на алтари куски парного мяса, чтобы я была милостива к вам — я, Кошка.
Потом я несколько лет жила в вашем доме. Спала у вас в ногах, ела вашу пищу. Мурлыкала, лежа на человеческих коленях, и понимала почти все ваши слова: пусть это останется моей маленькой тайной. Вы награждали меня множеством прозвищ, играли со мной — я сожалею о каждой царапине, поверьте. Вы ухаживали за мной, когда я заболела, и целую ночь проплакали, когда, придя с работы, нашли на кухне мертвую кошку с поседевшей мордой.
Я — Кошка, и я хочу вернуться.
Священный дар — вот все, что соединяет меня и ту красавицу черепаховой расцветки, что влюбилась в собственного сына. Привычка зализывать раны, тяга к кошачьим, душ по три раза в день, умение спать калачиком, зеленые глаза и курносый нос — все это, может быть, совпадения. Романтическая сказка, которая объединяет хинко. Возможно, мы лишь воображаем, что помним о прошлых жизнях. Считаем себя зверьми, сторонимся людей и тянемся друг к другу — тихие безумцы, несчастные изгои. Но у каждого из нас есть Дар, существование которого нельзя оспорить. Наводить удачу, слышать чужие мысли, исцелять прикосновением и даже убивать взглядом. Кто-то наделен способностями больше, кто-то меньше, но любой хинко обладает Даром. И это прекрасно, потому что дает надежду. Может, когда мы умрем, то вернутся — светло горящий тигр, дивный орел, подлунный волк. И сказка превратится в жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});