Алексей Игнатушин - Железная скорлупа

Рыцарь завертел головой: зыбкий проход близко, но сапоги утопали в мягком покрове, натруженные ноги еле держали, норовили разъехаться. Он подхватил Хелию на руки, с надсадным хрипом пошел к выходу.

Льдистый глаз Синей Ведьмы загустел, она досадливо сорвала платок, и снежные космы затрепетали на ветру. Старуха с широким замахом швырнула посох в серебряное небо.

Инконню при виде летящего бревна расширил глаза. С отчаянным криком двинулся быстрее, но увяз, как муха в меду. До выхода осталось совсем немного…

Со страшным свистом посох воткнулся в верхушку холма, от него, как от камня, брошенного в пруд, расплылось голубое кольцо. Воздух захрустел, осыпаясь льдинками.

Визжащая Хелия, мелькнув в воздухе, скрылась за пологом марева. Спину рыцаря ожгло смертельным холодом, он с надсадным криком скакнул вперед и колобком покатился по снегу.

В лицо повеяло теплом, затих разочарованный рев… Рыцарь ошарашенно взирал на цветущую лужайку.

– Хватит валяться, сэр Инконню! – сказала фрейлина. – Боже, совсем не умеете обращаться с дамами. Надо же додуматься – швырнуть леди, словно мешок с картошкой.

Рыцарь оглядел заиндевелые сапоги. Фрейлина недовольно трогала пряди волос, ощупывала лицо.

– Как ужасно я выгляжу, – вздохнула она и повернулась к рыцарю: – Сэр Инконню, я выгляжу ужасно?

– Как скажете, леди, – прокряхтел юноша, поднимаясь.

Девушка, возмущенно фыркнув, отвернулась и зашагала прочь. Рыцарь заковылял следом.…

– Господи, куда подевалась весна? – вздохнула фрейлина огорченно, рассматривая тусклый осенний лес.

Инконню промолчал, лихорадочно вспоминая, где оставил лошадей: надо уходить скорее, пока не выслали погоню.

Пошел наугад, фрейлина плелась сзади. Когда за деревьями мелькнул белый круп, рыцарь обрадованно вскрикнул.

– Не машите руками, сэр Инконню, – сказала девушка сердито. – Вы гоните волны вони. Держитесь от меня на расстоянии. Как хочется побыть подальше от вас.

«Мне тоже!» – подумал рыцарь, свирепея.

Глава восьмая

Лабораторию ярко освещали свечи: блестели колбы и тигли, сложные алхимические приборы, россыпи золотой пыли сверкали по углам. Один угол занавешивала плотная темная ткань. Эверейн прислушался к звукам, пробивающим изредка полотно, и поежился.

– Ты что-то хотел, братец? – спросил Мэйбон, не отрываясь от большой шахматной доски.

Зрелище поединка брата с вороном умиляло. Мэйбон сидел на длинноногом табурете, подобрав полы халата, а ворон, шаркая по столу, внимательно косился на фигуры и хрипло покаркивал.

На клетчатом поле переминались с ноги на ногу живые существа: у Мэйбона одетые щеголевато в яркие ткани, в шляпах с перьями, с надушенными бородами, кружками с пивом в маленьких ручках, – ирландские гномы клариконы, хранители винных подвалов. На стороне ворона – грязные, нечесаные, в мрачной одежде и со свирепым взглядом боггарты.

Мэйбон подтолкнул в спину разряженного хлыща-пехотинца: кларикон, хлобыстнув из кружки, утер усы и хлестким ударом в челюсть отправил угрюмого боггарта в нокаут. Клариконы радостно заорали, вскинули кружки, а сторона боггартов вздохнула удрученно. С потолка спустилась пара сприганов, подхватив беспамятного под мышки, они свалили его в кучу других поверженных. Очнувшиеся боггарты угрюмо зыркали на доску, тиская кинжальчики на поясе, а клариконы орали песни, звякали кружками, сочно булькали пивом.

Ирландский гном, отличившийся ударом, занял клетку, под гром пьяных голосов и раздраженное ворчание выбивал чечетку.

– Хм, четко! – восхитился Эверейн, ворон каркнул. Из занавешенного угла донеслись замогильные звуки и слабо пахнуло гнилью.

Мэйбон глянул недовольно:

– Хочешь что-то сообщить?

Эверейн стер ухмылку:

– Король упустил сладкую парочку.

Мэйбон с рассеянным кивком вернул взгляд на доску. Ворон ткнул клювом в спину боггарта, одетого в броню: тот со злобным рыком вспушил грязную бороду, скользящим шагом пересек три поля, и после его мощного удара от кларикона на клетке остались только башмачки, а безвольное тело врезалось в ряды соратников. Боггарты злобно заржали, глядя на свалку. Ворон каркнул довольно.

Клариконы огорченно смотрели на пролитое пиво, а ренегаты, упиваясь удачным ходом, показывали жестами неприличное. Ирландцы с возмущенными воплями ринулись на обидчиков, и закипела драка стенка на стенку, даже выбывшие взбирались на доску, спеша отмутузить недругов.

Мэйбон поморщился, щелкнул пальцами:

– По местам!

С неохотным ворчанием клубок франтов и грязнуль распался. Чары высушили доску, убрали черепки кружек и выбитые зубы, и гномы заняли места, почесывая синяки и распухшие губы. Мэйбон хмуро посмотрел на ворона, птица отвернулась смущенно.

– Опять жулишь, – укорил колдун.

Щелчком сшиб боггарта с чужой клетки. Гном сплюнул, потирая ушиб, пошел на место. Эверейн сказал раздраженно:

– Брат, прости, что отрываю, но я сказал…

– Я слышал! – перебил Мэйбон зло, и гномы от испуга затихли. – Я знаю о твоих неудачах. Я просил не распылять силы.

Эверейн, сглотнув ком, ответил:

– Разбойников купить оказалось несложно, так, страховочный вариант. Но скажи, разве я виновен, что сайды их упустили?

Колдун пристально посмотрел на брата:

– Может, и не виноват. Хорошо, теперь моя очередь. Натравлю на них существ пострашнее сайдов с тухлой кровью. Они, кстати, клянчат младенцев?

– Конечно, – хмыкнул Эверейн, – и сулят золотые горы.

– Пусть засунут бесполезный метал в тигли, – сказал колдун презрительно. – Будем надеяться, что мои ставленники справятся.

– Может, поддержать их, отправиться к ним?

Мэйбон тряхнул головой:

– Ты нужен здесь. Завершим эксперимент.

– Какой? – насторожился брат, кивая на занавешенный угол. – Этот?

Мэйбон кивнул:

– Можешь посмотреть.

Эверейн подошел к занавеси, слуха коснулось тоскливое бессвязное ворчание, звон цепей, поневоле его сердце сжалось. Сладкий запах толченых корней мандрагоры и молотых драконьих рогов, витающий в лаборатории, смела нечистая струя.

Колдун откинул плотную ткань, раздался страдальческий вопль, полный ярости. Эверейн, отшатнувшись, закрутил головой.

– Разве такое возможно? – спросил изумленно.

Мэйбон пожал плечами:

– Как видишь.

Эверейн, опасливо поглядев на занавесь, за которой хрипело и билось страшное существо, содрогнулся.

– Пойду я, – промямлил он. – Буду нужен – позови.