Лис Арден - Алмаз темной крови. Дудочки Судного дня

не удержать в повиновении, а уничтожить чужеродный разум. Кристалл соединяет эти менто и усиливает, а затем направляет разогнанную волну на орочьи святилища с их реликвиями. Первый же эксперимент на куцем подобии установки выдал такие результаты, что весь Совет поддержал лорда-маршала. Отраженная волна выжигает в растениях саму способность мыслить, убивает их сознание, превращая просто в клеточную массу. Растущую, цветущую, дающую плоды — и совершенно бессмысленную. Если вас опередят, и привезут сюда кристалл, и найдут еще одного карателя, и запустят эту адскую машину… то ее мощности, помноженной на алмазы темной крови, хватит, чтобы убить душу Леса. Навсегда.

— Это ужасно… — только и смогла сказать Виша.

— Но так уж вышло, что среди эльфов до сих пор есть те, кто сохраняет любовь к потерявшим рассудок братьям. Отец в жизни бы не поверил… — Эредиа оборвала себя и продолжила: — Нас немного и мы вынуждены молчать. И подтверждать свою лояльность… помнишь мой пыточный сад, Виша? Как тебя там ломало… да будь я именно той Эредиа, какой меня считают, ты вылетела бы на мостовую за одну только гримасу сострадания!

Виша кивнула и опустила глаза.

— Зато репутация дома Эредиа от таких демонстраций только укреплялась. И я получила доступ туда, куда тот же дом Клеис и близко не подойдет. Поэтому вы все сейчас стоите здесь — стоите и пялитесь на меня как на утопленника, вместо того, чтобы убираться подальше из Лис-Арден! Я и мои друзья рискуем жизнями не для того, чтобы я могла читать вам тут лекции… Ну что, Тойво Маарви, теперь цена вашей неудачи тебе очевидна? А ты, альх-Хазред, согласен помочь потерявшим надежду эльфам задаром? Тебя я не спрашиваю, — взгляд эльфки, обращенный на девушку, неожиданно потеплел, — ты давно ждешь этого приключения. С того самого дня, как Джесхет Ломар сбежал умирать в одиночку, оставив мне испачканные кровью простыни и вторично брошенную им девочку, захлебывающуюся слезами, ошалевшую от жалости к себе. Вы все — беретесь за это дело или мне все придется делать самой? — в жемчужно-серых глазах Вильмы Эредиа вскипал холодный гнев; казалось, она видит их насквозь — и это зрелище ее не вдохновляет.

— Не беспокойтесь, госпожа. Никто из ваших флюгеров не сможет меня догнать, уж поверьте. Я полечу в Ирем. Ваша правда, иначе я превращусь в захудалого каботажника. — Альх-Хазред улыбнулся так, словно солнце просияло из-за туч, и низко поклонился эльфке.

— И я полечу. — Тойво протянул руку, взял узкую ладонь Вильмы и церемонно, не хуже эльфа, поцеловал ее. — Берегите себя.

— Ну, договорились, наконец. — Профессор Эредиа вновь вернулась к своему холодному, язвительному тону. — Однако я не верю своим глазам — вы все еще здесь?! Марш по машинам! Чтобы через пять минут вашего духу тут не было!

Альх-Хазред, дожидаясь, пока раскроется над ними крыша ангара, надел управляющие перчатки — тыльная их сторона, покрытая тончайшим слоем карпалима, была стандартного для всех флюгеров черного цвета, а вот внешняя была богато расшита золотыми нитями, выводящими затейливый шаммахитский узор; размял пальцы и кисти, готовясь принять управление. Когда едва слышный металлический лязг оповестил его о том, что путь свободен, он вытянул из-за ворота камертон и легонько стукнул им о массивный золотой браслет, наследство легендарного предка-пирата. По кабине поплыл приятный, вибрирующий звон, и ему почти сразу отозвался кристалл, питающий силовую установку флюга, а за ним запели, задрожали упругие крылья, готовые нести машину вдаль и ввысь. Шаммахит, отрешившись от всего на свете, откинулся в кресле флюгера, прикрыл глаза и запел. Эта песня была похожа на посвист ветра над прокаленной степью, на гудение тяжелого полуденного воздуха; не было в ней особой выразительности и мелодия ее была небогата, но само время вязло в ней как пчела в меду и погружалось в дрему, и то, что внутри флюга казалось спокойным и неторопливым, за его пределами было молниеносным. Так, Више виделось, как альх-Хазред неспешно проделывает руками все такие же мягкие, плавные движения и крылья флюга, слегка изгибаясь и вибрируя, становятся их продолжением. Добившись за считанные минуты почти полной синхронности движений своих рук и крыльев машины, флюгер несильно сжал пальцами подлокотники кресла, и его флюг замер, ожидая приказа, дрожа от нетерпения. Шаммахит улыбнулся, открыл глаза и легким движением кистей поднял флюг в воздух. Следом за ним поднялись и эльфы. В черном мокром небе зависли два флюга — потрепанный и блестящий, похожие на видавшую виды дворнягу и холеного породистого пса, собравшихся вместе на поиски приключений. И поскольку долго выбирать дорогу не пришлось — все карты были загружены в инфокапсулы флюгов, и цель была определена — то, нарушая все правила, пилоты погасили бортовые огни, и их корабли растворились в ночи, и лишь короткий порыв ветра помнил о том, что еще секунду назад они были еще здесь.

Вильма Эредиа, переводя дыхание, все еще не веря в то, что ей удалось опередить своих сородичей, начертала вслед исчезнувшим в небе флюгам древний жест благословения — когда-то именно им эльфийские короли напутствовали тех, кто отправлялся в дальний путь и не надеялся на возвращение.

Тойво, впервые очутившийся во флюге шаммахита, вертел головой, пытаясь разглядеть в полумраке подробности довольно просторной для флюга кабины. Кресло пилота располагалось впереди, за ним — два пассажирских места; собственно, этим сходство машины альх-Хазреда с обычными флюгами и заканчивалось. Альх-Хазред, любивший свою машину как дом родной, обустроил капсулу по своему вкусу и нраву.

Капсула флюга была традиционно овальной, слегка вытянутой с одного конца формы; верхняя часть изготавливалась из стеклопластика, меняющего степень прозрачности от почти полной до непроницаемой — в зависимости от интенсивности солнечного света и от желания пилота. Кресло флюгера располагалось в вытянутой части капсулы, оно было самым большим и удобным; по левую сторону от него в металлических когтях покоился шар силовой установки — стальная сфера надежно защищала поющий кристалл, дающий жизнь машине, а по правую сторону была смонтирована инфокапсула, из которой вечно торчали какие-то провода, часть защитных панелей отсутствовала, однако все это не мешало ей работать — причем быстро и безотказно. Сразу за пилотским креслом пол кабины плавно повышался, и со стороны инфокапсулы уступами, одно над другим располагались пассажирские кресла, а с другой — Тойво сначала глазам своим не поверил, настолько это было нетипично — было обустроено ложе. Именно ложе, поскольку назвать это место просто кроватью язык не поворачивался. Оно занимало почти всю левую сторону капсулы до стенки грузового отсека, и было обустроено и разукрашено не хуже, чем опочивальня во дворце властителя Шаммаха в былые дни. Подниматься к нему надо было по трем низким ступеням, устланным черным медвежьим мехом, черное же атласное покрывало по низу украшала шелковая вышивка, превращавшая мягкую ткань в раскрытый павлиний хвост, бесчисленные подушки — разноцветные парчовые, бархатные, меховые и маленькие белые лебяжьи — рассыпались как драгоценности из опрокинутого сундука. И все это великолепие осенял невысокий (сколько высота капсулы позволяла) балдахин из фиолетового газа, расшитого серебром.