Джо Аберкромби - Полукороль

Ярви был почти рад отвлечь внимание, поднялся перед Ничто и, прищурившись, посмотрел на юг. Но радость не длилась долго. Она редко длится долго.

– Трудно сказать, – ответил он. – Возможно. – Почти наверняка. Он видел бледные мазки на фоне бледного неба.

Сумаэль присоединилась к ним, закрывая одной рукой глаза от солнца и не выказывая ни намека, что ей кто-то нравится. На ее челюсти заходили желваки.

– Он поднимается от усадьбы Шидвалы.

– Может, они развели большой костер, – сказал Ральф, но его улыбка исчезла.

– Или его развела Шадикширрам, – сказал Ничто.

Хороший министр всегда надеется на лучшее, но готовится к худшему.

– Надо подняться повыше, посмотреть, не гонится ли кто-нибудь.

Ничто сжал губы, чтобы мягко сдуть пятнышко пыли с блестящего клинка своего меча.

– Ты же знаешь, что она гонится.

И она гналась.

Глядя со скалистого склона над прудом в странное круглое отверстие подзорной трубы Сумаэль, Ярви видел точки на снегу. Черные точки двигались, и надежда вытекала из него, как вино из проколотого бурдюка. В части надежды Ярви давно был дырявым сосудом.

– Я насчитала две дюжины, – сказала Сумаэль. – Я думаю, это баньи и несколько моряков с «Южного Ветра». У них собаки, сани, и более чем вероятно, все они хорошо вооружены.

– И хотят нас уничтожить, – пробормотал Ярви.

– Да, ну или очень, очень сильно хотят пожелать нам удачного путешествия, – сказал Ральф.

Ярви опустил трубу. Трудно было представить, что еще час назад они смеялись. Лица его друзей снова стали вытянутыми и обеспокоенными, что было уже так утомительно привычно.

Кроме лица Ничто, конечно, которое выглядело в точности таким же безумным, как обычно.

– Насколько они отстают?

– Предполагаю, на шестнадцать миль, – сказала Сумаэль.

Ярви привык считать ее предположения фактами.

– Сколько им понадобится, чтобы их пройти?

Ее губы беззвучно зашевелились, словно она посчитывала итог.

– Если хорошенько толкать сани, они могут быть здесь завтра с первым светом.

– Тогда нам здесь лучше не быть, – сказал Анкран.

– Да. – Ярви посмотрел вдаль от своего маленького безмятежного королевства, вверх на холм, на голый камень и расколотые скалы над ним.

– В жаркой местности их сани не помогут.

Ничто хмуро посмотрел в белое небо и почесал шею грязными ногтями.

– Раньше или позже, сталь будет ответом. Как всегда.

– Тогда позже – сказал Ярви, поднимая свой тюк. – А сейчас – побежали.

24. Бег

Они бежали.

Или трусили. Или шагали, спотыкались, волоча ноги по адскому ландшафту проклятого камня, где не росли растения, не летали птицы, и Отец Земля здесь был измученной жаркой пустыней, такой же безжизненной, какой была пустыня холодная.

– Ветры судьбы в последнее время заносят меня в чарующие места, – задумчиво сказал Анкран, когда они взобрались на гребень и глядели на очередную дымящуюся скалу.

– Они все еще нас преследуют? – спросил Джод.

– Сложно увидеть людей в этой неровной местности. – Сумаэль смотрела в свою подзорную трубу, изучая окутанную вонючим паром пустошь впереди. – Особенно тех, которых лучше бы не видеть.

– Может, они повернули назад. – Ярви вознес молитву Тому Кто Поворачивает Игральные Кости о небольшой удаче. – Может, Шадикширрам не смогла убедить баньев гнаться за нами.

Сумаэль размазала грязный пот по лицу.

– Да кто бы не захотел сюда заглянуть?

– Ты не знаешь Шадикширрам, – сказал Ничто. – Она может быть весьма убедительной. Великий командир.

– Я видел лишь скудные признаки командира, – сказал Ральф.

– Тебя не было при Фулку, где она командовала флотом императрицы и принесла победу.

– Но, полагаю, ты там был?

– Я сражался на другой стороне, – сказал Ничто. – Я был чемпионом короля Альюкса.

– Ты был чемпионом короля? – Сложно было это представить, глядя на него сейчас, но Ярви наблюдал за великими воинами на тренировочной площадке, и никогда не видел такого мастерства владения мечом, как у Ничто.

– Наш флагман полыхал. – От воспоминаний старик так сжал рукоять меча, что пальцы побелели. – Его окружила дюжина галер. На нем было скользко от крови павших, и он кишел императорскими солдатами, когда мы впервые сразились  с Шадикширрам. Я выдохся от битвы, ослабел от ран и плохо держался на качающейся палубе. Она притворилась беспомощной, и в своей гордыне я ей поверил, а она пустила мне кровь. Так я стал ее рабом. Когда мы сражались во второй раз, я был слаб от голода, у нее в руке была сталь, за спиной сильные люди, а я был один, и в руке у меня был только столовый нож. Она снова пустила мне кровь, но в своей гордыне оставила меня в живых. – Его рот исказился в безумной улыбке и брызгал слюной, когда он гаркал слова. – Теперь мы встретимся в третий раз, и меня не тяготит гордыня, место выберу я, и теперь она будет истекать кровью. Да, Шадикширрам!

Он высоко поднял свой меч, хриплый голос эхом отражался от голых скал, разносясь по всей долине.

– День настал! Время пришло! Расплата близка!

– А может она наступить после того, как я буду в безопасности в Торлби? – спросил Ярви.

Сумаэль мрачно затянула пояс.

– Надо двигаться.

– А мы что делали?

– Тратили время.

– Какой у тебя план? – спросил Ральф.

– Убить тебя и оставить труп как предложение мира?

– Ты же не думаешь, что она проделала весь этот путь ради мира, а?

На скулах Сумаэль заходили желваки.

– К сожалению нет. Мой план – добраться до Ванстерланда раньше  них. – Она начала спускаться по склону, и гравий сыпался вниз от каждого ее шага.

Испытание паром было едва ли не хуже, чем испытание льдом. Хотя падал снег, становилось все жарче и жарче. Слой за слоем они снимали свои одежды, которые так ревниво оберегали, и в конце концов брели полуголыми, мокрыми от пота, и в пыли, как рабочие, вылезшие из шахты. Место голода заняла жажда. Анкран распределял мутную, отвратительную на вкус воду из их двух бутылок еще более скупо, чем когда у него были запасы на «Южном Ветре».

Страх был и раньше. Ярви пытался вспомнить, когда в последний раз его не было. Но то был медленный страх холода, голода и истощения. Теперь это была более жестокая шпора. Страх наточенной стали, страх острых зубов собак баньев и еще более острого желания их владелицы отомстить.

Они с трудом шли до тех пор, пока не стало так темно, что Ярви едва мог видеть свою иссохшую руку у лица. Отец Луна и все его звезды пропали во тьме, и они в тишине заползли в выемку в скалах. Ярви провалился в жалкую насмешку над сном, и его, избитого и больного, растрясли, чтобы снова пробираться дальше, с первым проблеском рассвета, хотя казалось, спустя минуту. И осколки его кошмаров все еще витали над ним.