Ольга Грибова - Омут

— Он приехал, чтобы увидеть меня, — бесцветным голосом произнесла Эмми. Надо сказать, она вообще выглядела как обреченная на казнь без права на помилование.

— Ну и как, увидел? — Вопрос снова был адресован мне и прозвучал более зловеще, чем предыдущий.

Уже не надеясь на то, что я отвечу, Грэгори встал и подал знак Дитриху. Мои руки мгновенно оказались заведены за спину. В комнате находилось шестеро вампиров, и я в лучшем случае мог рассчитывать на посильную поддержку лишь одного из них. Ситуация была предельно ясна, и я, кажется, впервые за этот вечер по-настоящему испугался.

Уже через несколько секунд Дитрих волок меня по коридору куда-то вглубь подвала. Скоро мы очутились в убого обставленной комнате. По центру сиротливо стоял единственный железный стул, намертво привинченный к полу. Стены оказались не просто голыми, на них не было ни обоев, ни краски — только потрескавшаяся штукатурка. Не церемонясь и сопровождая свои действия ощутимыми ударами под дых, Дитрих усадил меняна стул, а руки сковал за спиной наручниками.

Пока сбившееся дыхание медленно восстанавливалось после грубых действий Дитриха, в комнату подтянулись остальные.

— Сказать по правде, я не ожидал вас когда-либо здесь увидеть, — похоже, к Грэгори снова вернулось самообладание. — Мне казалось, что вы должны быть несравнимо умнее. Но, признаться, я рад, безмерно рад, что мне выпала честь познакомиться с вами.

Как у него только скулы не сводит от этой вежливой улыбки? В каждом слове и жесте Грэгори было столько снобизма, что я почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Есть ли в этом мире что-то более ужасное, чем светская беседа с «первым» вампиром?

Между тем Грэгори подошел ко мне вплотную и наклонился, облокотившись о спинку стула:

— Мне всегда было интересно, что должен представлять собой человек, чтобы его могло полюбить такое совершенное существо, как вампир.

Он некоторое время задумчиво изучал меня, а после, разочарованно вздохнув, отступил и вынес вердикт:

— Ничего выдающегося.

— А мне кажется, он миленький, — вмешалась Лидия. — Из него получился бы классный вампир, — мечтательно добавила она.

— Сомневаюсь, — резко осадил Грэгори, и вампирша обиженно поджала губы. — Можешь делать с ним все что пожелаешь. — Он махнул рукой в мою сторону, обращаясь, видимо, к Дитриху.

— Я прошу, — попыталась робко вмешаться Эмми, но взгляд Грэгори быстро оборвал поток ее несказанных слов.

«Первый» вампир подал знак всем выйти, и никто не посмел ослушаться. Остались только мы с Дитрихом. И что-то подсказывало, меня ждет та еще ночка.

Не могу сказать, что следующие полчаса прошли впустую. Хотя, конечно, приятными назвать их тоже нельзя. Кое-что из общения с Дитрихом мне все же удалось твердо усвоить, а именно — внешность бывает обманчива. Дитрих был кем угодно, но только не маленьким принцем, он вообще не имел ничего общего с добрыми героями сказок. Он скорее походил на какое-нибудь чудовище из детских страшилок. За этот короткий промежуток времени он умудрился практически не оставить на мне ни одного живого места. Я до сих пор искренне недоумеваю, каким чудом мне удалось сохранить все зубы.

Нечего сказать, бил Дитрих со знанием дела. Он умышленно не вкладывал в свои удары даже половины силы вампира. При этом он не торопился пробовать мою кровь. Может, считал это ниже своего достоинства, а может, растягивал удовольствие, но в результате я уже был похож на бифштекс, а он только начал входить во вкус. Но хуже всего было то, что вампир, практически не замолкая, болтал, неся всякую чушь. Главным образом, он перечислял способы, которыми мог бы меня убить. Должен заметить, с фантазией у этого паренька оказался полный порядок. Так что я был даже рад, когда от очередного удара в челюсть на время потерял способность слышать и вообще воспринимать окружающий мир.

Но гораздо хуже физической боли стала боль душевная. Совершенно не хотелось верить, что Амаранта просто так бросила меня на растерзание вампиру. И пока Дитрих наносил удар за ударом, я ни на секунду (кроме тех моментов, когда сознание покидало меня) не переставал об этом думать. Вдруг показалось вполне возможным, что Эмми разлюбила меня. А так как ничего хуже и вообразить нельзя, то Дитрих по сравнению с этим представлялся мелкой, недостойной особого внимания неприятностью. И я лишь ждал, когда он, наконец, устанет и просто прикончит меня, избавив тем самым от страданий. А в том, что именно к этому все идет, сомнений не было.

Когда дверь внезапно отворилась, и на пороге возник сероглазый вампир, я восседал все на том же стуле и больше всего напоминал кусок мяса, плюющийся собственной кровью.

— Андрей, — удивился мой мучитель, — неужели ты решил к нам присоединиться?

— Грэгори хочет тебя видеть, — невозмутимо ответил вампир по имени Андрей.

— Я думал, что должен сначала закончить здесь, — Дитрих кивнул в мою сторону, и я невольно вздрогнул при слове «закончить».

— Думать — не твоя забота, — все так же ровно произнес Андрей. Интересно, хоть что-то в этом мире способно вывести его из равновесия? — Ему все равно никуда не убежать.

Дитрих посмотрел на меня с грустью, словно я был его любимой игрушкой, с которой он вынужден расстаться.

— Еще увидимся. Не скучай, — обнадеживающе бросил он и пошел следом за Андреем.

У меня появилась неоценимая возможность прийти в себя и собрать разбегающиеся мысли в объятой пламенем голове. Дернув руки в попытке освободиться, я выяснил две вещи: во-первых, наручники не сломать и, во-вторых, у меня, кажется, вывихнуто плечо. И то и другое было одинаково плохо.

Запрокинув голову назад, чтобы хоть немного остановить поток крови из носа, я стал обреченно ждать возвращения Дитриха, а вместе с ним и свою неизбежную смерть. Глупо, конечно, но умирать отчего-то не хотелось.

Не прошло и нескольких минут, как дверь снова отворилась. Что ж, вот оно. Не так уж и долог будет мой век. Я даже не собирался открывать глаза, продолжая сидеть с запрокинутой головой в ожидании нового удара, но его, как ни странно, не последовало. Вместо этого я почувствовал, как кто-то снимает наручники с запястий. Уже через мгновение у меня появилась возможность расправить плечи. Это оказалось намного приятнее, чем можно было себе представить.

Потерев затекшую шею, я приоткрыл глаза и с удивлением встретился взглядом с Амарантой. Она стояла передо мной с наручниками в руках, всем своим видом выражая крайнюю степень сочувствия, но при этом на ее лице блуждало выражение из разряда: «Я же тебе говорила».

Я почувствовал всепоглощающее счастье. Ни один буддистский монах даже после десятилетий медитаций даже мечтать не смел о такой нирване. Не знаю, чему я радовался больше: тому, что еще жив и, кажется, сегодня не умру, или тому, что Эмми все-таки не до конца ко мне равнодушна. Иначе зачем она, рискуя собой, спасает меня?