Анфиса Кохинор - Дурацкие игры магов. Книга первая.

- Но это же война!

- Пусть! - Вин ван Гоген твёрдо посмотрел в растерянные изумрудные глаза: - А на чьей стороне Вы, Маргарет?

Хранительница выдержала его взгляд и спокойно произнесла:

- Не прошло и суток, как я появилась в Лайфгарме, а Вы уже требуете от меня принять чью-то сторону.

- Завтра.

- Что завтра?

- Завтра произойдёт Встреча, - прошептал гном и, вежливо пожелав гостье спокойной ночи, направился к шатру.

Хранительница осталась сидеть у костра. Она достала из заднего кармана джинсов блокнот отца и, вяло полистав его, положила рядом с собой. Обхватив колени руками, Стася отрешенно посмотрела на умирающий огонь и прошептала:

- Я здесь, любимый, и мы скоро встретимся…

"Ты здесь, и мы скоро встретимся… Но достоин ли я твоей любви?" - думал Дмитрий, стоя перед Олефиром.

Он пытался адекватно оценить своё поведение на Земле, чтобы хоть как-то оправдаться, но при воспоминании о Хранительнице, мысли путались и расползались, как гнилое полотно, а перед глазами вставало милое растерянное лицо, обрамлённое рыжими вьющимися волосами. Дима пробовал воззвать к здравому смыслу, напомнить себе, что он всем обязан учителю, что Олефир повелитель Смерти, а Смерть не должен оставаться без хозяина - тщетно! Один взмах пушистых ресниц, и самоконтроль рушился, как карточный домик. "Только бы он не убил меня. Мёртвым я не смогу ей помочь", - подумал маг и украдкой посмотрел на учителя, который вот уже полчаса стоял возле окна и задумчиво теребил густую бахрому тёмно-красной шторы.

Почувствовав на себе взгляд, Олефир обернулся.

- Предатель! - Он стремительно шагнул к ученику и, замахнувшись, рявкнул ему в лицо: - Я столько лет возился с тобой, а ты променял меня на смазливую девчонку!

Пощёчина, усиленная магией, не только оставила на щеке Димы кровоточащую рану, но и пронзила тело жгучей болью. Маг пошатнулся, с трудом сдержав крик: если бы он закричал, Олефир усилил бы боль, а потом без конца припоминал бы ему проявление слабости. Прошло несколько долгих минут, прежде чем заклятье развеялось. Но боль ушла так резко, что Дима чуть не упал.

- Простите… - прошептал он, едва шевеля онемевшими губами.

- Значит, ты сознаёшься в предательстве?!

Дмитрий сглотнул горький сухой комок и с усилием выдавил:

- Я не предавал Вас, хозяин.

Олефир вцепился пальцами в его подбородок, заставил поднять голову и пронзительно посмотрел в испуганные и растерянные голубые глаза:

- Кого ты пытаешься обмануть? Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Я вижу тебя насквозь. Ты предал меня, Дима!

- Простите… - пролепетал ученик, не смея отвести взгляд от бесконечно яростных и невыносимо разочарованных глаз хозяина.

"Как я посмел обмануть моего благодетеля?" - подумал он, и, когда Олефир ворвался в его сознание, с готовностью показал всё, что происходило на Земле. Дима молился лишь об одном: сохранить в секрете зеркальный щит, скрывающий мысли о Тёме. Ирреальная дружба с временным магом была единственной тайной, единственной слабостью боевого мага, о которой не следовало знать никому, даже хозяину…

К счастью, Олефир не увидел зеркального щита, но и того, что открылось, было больше чем достаточно. Желание обладать Хранительницей занимало все мысли Димы. И это были не похотливые мысли некоронованного годарского принца, а нормальное людское стремление обрести семью. Он влюбился, и человеческие чувства, казалось бы, давно и бесповоротно загнанные в глубины сознания, стали всплывать на поверхность. "Жаль, что нельзя сделать так, что бы твои глаза всегда оставались белыми", - с досадой подумал Олефир и оттолкнул ученика:

- Предатель…

Дима рухнул на колени:

- Я Ваш навеки, хозяин. Я Ваше оружие, и буду верно служить Вам. Я больше никогда не предам Вас, хозяин.

Маг отвернулся от ученика и подошёл к окну. Отодвинув тяжёлую штору, он уставился на город, расстилающийся у подножья замка, и тихо произнёс:

- Ты ранил меня в самое сердце, Дима. Двадцать лет я воспитывал тебя как родного сына. Я дал тебе образование, положение в обществе, богатство. Я всей душой надеялся, что настанет час и твоё ученичество закончится. Ты станешь таким же хорошим магом, как я, и мы, наконец, сможем говорить на равных. До сегодняшнего дня я верил в тебя, мальчик мой…

Голос Олефира сорвался. Маг отвернулся от окна, подошел к низкому столику, на котором стоял кувшин с вином и серебряный бокал. Он наполнил бокал до краёв, залпом осушил его и, словно обретя силу, твёрдым и бесстрастным голосом продолжил:

- Как только Артём и Ричард ушли, Лайфгарм закрылся. Ни я, ни другие высшие маги не видели, что происходит на Земле. Однако, в отличие от прочих членов Совета, я был совершенно спокоен. Я был уверен, что ты обольстишь Хранительницу, станешь её Солнечным другом, и, вместо Золотых степей, приведёшь в Керон. Тогда бы пророчество начало рассыпаться, я воспользовался бы этим и оставил Фёдора с носом. Но, увы… - Маг тяжело вздохнул и опустился в кресло. - Твоя предательская любовь погубила мой план. Если бы я наблюдал за тобой, то вернул бы тебя в Лайфгарм после первой же встречи с Хранительницей. - Олефир скрипнул зубами и сжал в руке пустой бокал. - Твоя любовь лишила тебя разума, Дима! Ты вёл себя, как неразумный юнец. Всё, чему я учил тебя столько лет, вылетело из твоей головы за минуту. Ты не почувствовал опасности. Ты ни разу не взглянул на Лайфгарм, а ведь мир закрылся не просто так. Но тебе было не до родного мира! Ты спасал Хранительницу! От чего или от кого, позволь тебя спросить? Отвечай!

- Я не хотел, чтобы она страдала… - еле слышно произнёс Дима, и Олефир горько усмехнулся:

- А чего ты хотел? Чтобы она вышла за тебя замуж, нарожала детишек, и вы долго и счастливо жили бы в её убогой квартирке. Утопия! Будь у меня время, я бы умышленно позволил тебе так поступить, потому что через пару месяцев ты, так же как сейчас, ползал бы у меня в ногах, вымаливая прощение. Но времени на уроки нет, и ты прекрасно это понимаешь. Пророчество экспериментатора запущено! И пока всё идёт по его плану, а значит, во вред нашему. К тому же, теперь я сильно сомневаюсь, что Федя произнёс пророчество, будучи безумным. Да и был ли он безумным? Может, день-другой! Понимаешь, что это значит, Дима? Говори!

Чуть приподняв голову, Дмитрий с благоговейным трепетом посмотрел на учителя. Олефир ждал от него ответа. И ответ был очевиден. "Почему я раньше не подумал об этом?"

- Вот именно, почему? Почему ты вдруг разучился думать, анализировать? Почему тебе не пришло в голову сесть и поразмыслить о столь внезапно охватившем тебя чувстве?

- Я… - Дима до боли закусил губу. - Я…

- Не мямли! - рявкнул Олефир, и, глубоко вздохнув, ученик заговорил ровным бесстрастным тоном: