Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин

Пальцы, державшие его за воротник рубашки, разжались.

Не переставая играть, Алена вышла из комнаты в прихожую. Аспирин увидел ее лицо: суженные злые глаза. Крепко сжатые губы. Две яркие нервные кляксы на белых щеках.

Его накрыла волна животного ужаса. Он закричал, как заяц, рванулся и, не обращая ни на что внимания, кинулся к себе в комнату, в убежище, под кровать.

И стало темно.

— Алеша?

Аспирин приподнялся на локтях. Руки у него были скованы наручниками, он лежал под кроватью в дальнем углу.

— Алеша? Как ты?

Аспирин глубоко вдохнул и выдохнул. Закашлялся. Голова, будто чугунная, тяжело клонилась к полу. При каждом «кхе» перед глазами вспыхивали белые звездочки.

— Они ушли, — сказала Алена. — Как ты?

Опираясь на локти, он выбрался из-под кровати. Алена, еще бледнее чем обычно, сидела перед ним на полу.

— Я сыграла им, — она улыбалась, она гордилась собой. — У меня получилось. А тебя заодно накрыло, ты извини.

— Что ты им сыграла? — прошептал Аспирин, чувствуя, как трескаются губы.

— Страх. Это сыграть проще простого.

Аспирин закрыл глаза. «Дыра в мироздании»? Ее больше нет. Он по другую сторону дыры, выпал, как из рваного кармана, в иную реальность. В этом нет ничего удивительного. Обычное дело.

— И что они сделали?

— Разбежались. Алеша, а кто они такие, вообще-то?

— Не знаю, — честно признался Аспирин и посмотрел на скованные руки. — У тебя в репертуаре нету песенки, чтобы размыкать замки?

— Доброе утро, дорогие соотечественники, братья и сестры «Лапа-радио»! С вами снова ди-джей Аспирин, а вы не ждали, правда?

Он явился на эфир, опоздав не больше обычного. Уселся в кресло, не снимая плаща. Надевая наушники, чуть поддернул рукава. Все, кто был в этот момент по другую сторону стеклянной стенки, выпучили глаза: на запястьях Аспирина болтались, как браслеты, половинки наручников.

— Аспирин! — сказала Юлька, когда в эфир полилась очередная песенка. — Ты че?!

— Тусовался с мазохистами, — отозвался Аспирин, не моргнув глазом. — Там какая-то дура ключи от наручников потеряла. Так что, эфир из-за этого пропускать?

— Ты че… серьезно?

Он улыбнулся, обнажив зубы.

— …Да, милые мои, я знаю, среди вас есть и те, кто не ждал меня сегодня в эфире. Вот такого эфирного, эфемерного Аспирина. А я с вами, чтобы вам было легче и веселее в этот день. Легче и веселее понять, что не надо совать лапу в гнездо с осами. Мало ли что может случиться с мишкой. Я здесь, с вами, мои милые, давайте подумаем немного о жизни, о том, как нам жить дальше — подумаем и послушаем Валерию!

Полночи Алена пилила наручники ножовкой. Ее руки, неутомимые, если дело касалось скрипки, оказались очень слабыми и нежными в борьбе за освобождение от цепей.

…Сыграть «страх» — нечего делать. Все равно, человеку ли, зверю. Даже на паре струн… В спешке Алена не успела сменить все струны на скрипке и нервничала из-за этого, но оказалось, что и двух его струн — ре и ми — вполне хватило.

Почти все мелодии, одинаковые для людей и собак, например, Алена уже освоила. Почему раньше не говорила? Повода не было. Вообще, знаешь, странно как-то ни с того ни с сего играть человеку страх.

— А если сыграть на перекрестке? Там, в переходе?

— А зачем?

— Но в принципе это возможно?

— Почему нет?

Алена отдыхала, заново обматывала руку кухонным полотенцем (чтобы мозолей не было) и бралась за работу. Противно повизгивала ножовка — Аспирин чувствовал себя узником, застрявшим в темнице надолго и с потрохами.

Идея оставить квартиру и бежать куда глаза глядят — такая естественная в первые минуты после извлечения из-под кровати — была решительно отвергнута Аленой. И сам Аспирин, сжав зубы, признался — паникует. Когда паниковать, в общем-то, поздно.

Ждать повторного визита молодчиков в масках? Алена ухмыльнулась. Она была уверена, что уж сегодня-то, во всяком случае, бояться их не стоит. Пока поймут, что случилось, пока сменят мокрые штаны, пока посмотрят друг другу в глаза… старшие и младшие по званию… Пока доложат начальству… или не решатся доложить, а начальство станет требовать и злиться. Пока все эти телодвижения не будут проделаны — нового ареста Аспирин не дождется. Ну, не станут же они сбрасывать бомбу сразу на весь дом?

— Откуда ты знаешь? — сумрачно спрашивал Аспирин. — Откуда ты вообще что-то о них можешь знать? Я, например, в догадках теряюсь, из какого они ведомства, и кому подчиняются, и что на меня имеют…

— Забудь, — пренебрежительно говорила Алена. — Больше тебя не тронут.

— С чего ты взяла? Ты понятия не имеешь о правилах этой игры! Теперь-то как раз…

— Ты уверен?

— Да ни в чем я больше не уверен!

Вжик-вжик, ездила ножовка, и на пол кухни летел нежный, как пудра, металлический пушок.

— Значит, ты можешь вот так, запросто, сыграть страх кому угодно? И всегда это могла?

— Не всегда. Научилась.

— А что еще ты можешь сыграть, волшебная девочка?

— Радость. Грусть. Сильные чувства, но без оттенков. Плоские, как у животного.

Она покачивала головой в такт движения пилы. Из-под повязки на затылке выбивался изрядно отросший хвостик русых волос.

— Давай поменяемся, — глухо сказал Аспирин. — Ты держи пилку, а я буду наручниками ездить взад-вперед… Вот елки-палки, а ведь неприлично получается!

— Ничего неприличного, — Алена на секунду подняла глаза. — Просто ты привык везде видеть пошлость. Профессионально.

Аспирин обиделся молча. У него не было сил ругаться — да еще будучи скованным наручниками. Да после всего, что случилось.

Зависла долгая пауза.

— Значит, ты всемогущая, — сказал Аспирин сквозь зубы. — И ничего тебе не страшно.

Алена понурилась.

— Значит, ты этой тетке, которая тебя огрела, могла сыграть, например, приступ раскаяния… или, по крайней мере, внезапный бурный понос!

— Раскаяние я не могу играть, — равнодушно отозвалась Алена. — Не умею.

Аспирин перестал елозить цепью по ножовке. Устало сгорбился на стуле.

— И потом, — добавила в тишине Алена, — немножко трудно играть, когда по голове стукнули. Неудобно.

Аспирин проглотил слюну.

— Давай опять я буду резать, — сказала Алена. — А то ничего не получается.

И снова заскрипела в тишине ножовка — вжик-вжик.

— Что ты еще можешь сыграть?

— Давай поставим так вопрос, — Алена не отрывалась от работы, — что возможно сыграть на его струнах и что могу я? Потому что я ведь с каждым днем могу все больше. Потому что его песня, которая нужна мне, чтобы найти брата — самая сложная из всего. Почти то же самое, что сыграть человека… Тебя, например.