Глен Кук - Десять поверженных. Первая Летопись Черной Гвардии: Пенталогия

— Значит, они перенесли свои стратегические планы с востока на север, — добавил я.

Север остаётся слабым местом Леди. Запад весь подчинён. А южное море принадлежит союзникам Леди. На север не обращали внимания с тех пор, как границы Империи достигли великих лесов, лежащих за Форсбергом. И именно на севере повстанцы достигли наиболее впечатляющих успехов.

Заговорил Лейтенант.

— Позиция их сейчас такова, что они взяли Форсберг, заняли Плато, покорили Розы и осадили Рожь. Войска повстанцев направляются, чтобы взять Вист и Бабёнку. Их, конечно, остановят, вот Круг и хочет знать, когда. С другой стороны, они подбираются к Лордам, и если этот город падёт, они уже почти на границе Ветреной Страны. Стоит пересечь Ветреную Страну, взобраться по Лестнице Слезы, и они уже в сотне миль увидят Амулет.

Я продолжал просмотр и сортировку бумаг.

— Элмо, может, ты поищешь ещё чего-нибудь? Что-то она могла и припрятать.

Капитан дал добро.

— Проследи, чтобы этим занялись, — сказал он Лейтенанту. — Сазан, ты и Леденец пошевелите людей, чтобы были готовы к отходу. Спичка, удвой количество пикетов.

— Сэр? — спросил Леденец.

— Ты же не хочешь оказаться здесь, когда Шелест вернётся, а? Гоблин, подожди! Дай знать Ловцу Душ. Прямо сейчас. Это важно.

Гоблин скорчил отвратительную физиономию, потом отошёл в угол и стал что-то бормотать себе под нос. Это было просто небольшое заклинание, для начала.

— Каркун, вы с Вороном складывайте документы, когда закончите. Возьмём их с собой.

— Может, самое важное я возьму себе, для Ловца Душ? — спросил я. — Если они нам понадобятся, лучше иметь их сразу под рукой. Я имею в виду, что нам надо поторопиться кое-что сделать, пока Шелест не вмешалась в это дело.

— Правильно, — прервал он меня, — я пошлю фургон. И не распускай язык.

Капитан открыл дверь, я увидел его серый контур в освещённом проёме, затем дверь за ним закрылась.

Очередная расправа сопровождалась воплями и криками, которые доносились снаружи. Я поднялся, выпрямляя свои больные ноги, и подошёл к двери. Всех повстанцев сгоняли на плац. Пленные почувствовали внезапное желание Гвардии как можно скорее исчезнуть отсюда и поняли, что им, наверное, придётся умереть не дождавшись подмоги, которая должна прибыть буквально в считанные часы.

Я покачал головой и вернулся к своему чтению. Ворон посмотрел на меня с выражением, которое означало, что он разделяет мою боль. А может, он посочувствовал только мне, видя моё разбитое состояние. По Ворону это особенно трудно понять.

В дверь толкнулся Одноглазый. Он подошёл и вывалил на пол целую груду бумажных свёртков, завёрнутых в промасленную кожу. Они слиплись от влаги.

— Ты был прав. Мы откопали это за её спальней.

Гоблин издал длинный, пронзительный крик, от которого веяло таким же холодом, как от крика совы в ночном лесу. Одноглазый подхватил этот крик.

В такие моменты я сомневаюсь в искренности их показной вражды.

— Он в Башне, — простонал Гоблин. — Вместе с Леди. Я вижу её его глазами… его глаза… его глаза… Темнота! О боже, темнота! Нет! О боже, нет! Нет! — его слова слились в один визг ужаса, потом он затих. — Глаз. Вижу глаз. Он смотрит прямо в меня.

Мы с Вороном обменялись хмурым взглядом и пожали плечами. Мы понятия не имели, о чём он говорит.

Гоблин заговорил опять, но таким тоном, как будто он опять стал ребёнком.

— Скажите ему, чтобы он не смотрел на меня. Скажите. Я хороший. Пусть он уйдёт.

Одноглазый уже стоял на коленях, склонившись над Гоблином.

— Всё в порядке, всё в порядке. Это только сон, всё будет хорошо.

Мы с Вороном опять переглянулись. Он обернулся и начал жестами объясняться с Душечкой.

— Посылаю её за Капитаном.

Душечка неохотно вышла. Ворон взял из кучи следующий лист и стал читать. Холоден, как лёд, этот Ворон.

Гоблин время от времени вскрикивал, но вдруг совсем затих. Я дёрнулся к нему, но Одноглазый поднял руку, показывая, что во мне нужды нет. Гоблин закончил передачу сообщения.

Постепенно Гоблин расслабился. Выражение ужаса ушло с его лица. Оно порозовело. Я опустился перед ним на колени, нащупал сонную артерию. Сердце его билось, но медленно.

— Я удивляюсь, как он сейчас не помер, — сказал я. — Было уже когда-нибудь так плохо?

— Нет, — Одноглазый отпустил руку Гоблина, она упала на пол. — Лучше в следующий раз не заставлять его заниматься этим.

— А что, это прогрессирует?

Моё ремесло кое-где пересекается с колдовством, но редко. Я не знаю.

— Нет, но за ним надо немного присмотреть. Похоже, он поймал Ловца Душ в Башне. Я думаю, тут любой бы закачался.

— И ещё в присутствии Леди, — я глубоко вздохнул. Мне было не скрыть своего волнения. Гоблин видел Башню изнутри! И он, возможно, видел Леди! Только Десять, Которые Были Повержены, выходили из Башни живыми. Люди могли только догадываться и фантазировать, что же там внутри, а у меня был живой очевидец!

— Оставь его сейчас, Каркун. Он расскажет, когда будет в состоянии, — сказал Одноглазый твёрдо.

Они смеются над моими маленькими фантазиями, говорят мне, что я влюбился в призрак. Возможно, они и правы. Иногда мой интерес пугает меня самого. Он становится навязчивой идеей.

Я забыл о своих обязанностях по отношению к Гоблину. В какой-то момент он перестал быть для меня человеком, собратом, старым другом. Он стал источником информации. Устыдившись, я отступил к своим бумагам.

Появился озадаченный Капитан, которого решительно тащила Душечка.

— А, понятно. Он связался с ним, — Капитан изучающее посмотрел на Гоблина. — Ещё ничего не сказал? Одноглазый, растормоши-ка его.

Одноглазый начал было возражать, но потом осторожно потряс Гоблина за плечо. Тот стал медленно приходить в себя. Его сонное состояние скорее походило на транс.

— Сильно ему досталось? — спросил меня Капитан.

Я объяснил. Капитан хмыкнул.

— Фургон сейчас будет. Кто-нибудь из вас пусть начинает погрузку.

Я принялся складывать свою кипу бумаг.

— «Кто-нибудь» — это Ворон, Каркун. Ты оставайся здесь, поблизости. Гоблин не слишком здорово выглядит.

Он был прав. Гоблин опять побледнел. Дышал он часто и прерывисто.

— Шлёпни его по щеке, Одноглазый, — сказал я. — Может, он думает, что всё ещё там.

Пощёчина помогла. Гоблин открыл глаза. Они были полны страха. Он узнал Одноглазого, передёрнулся, глубоко вздохнул.

— Я что, опять должен смотреть на всё это? — пискнул он. — После всего, что пережил? — тон, которым он всё это сказал, явно вступал в противоречие с его протестующими словами. В его голосе сквозило облегчение.