Кэтрин Куртц - Хроники Дерини

Все трое сразу заметили, что камень изменился.

Если раньше гладкий рубин отливал холодным и туманным огнем, то теперь сияние стало более теплым и прозрачным — таким, каким Морган помнил его, когда Глаз Цыгана принадлежал Бриону. После этого превращения Морган молча указал Келсону на Огненный перстень.

Он коснулся им окровавленного Глаза Цыгана, и, оправдывая свое имя, перстень вспыхнул темно-гранатовым светом, который источала каждая его грань.

Морган вздохнул, вновь проткнул Келсону мочку уха и вставил туда Глаз Цыгана; камень, коснувшись Огненного перстня, вновь потемнел и сейчас сурово мерцал в ухе принца, словно утверждая, что власть передана и первая часть ритуала исполнена.

Дункан взял светящийся Огненный перстень из рук Келсона и аккуратно завернул его в шелковую ткань — он не понадобится больше до завтрашней коронации. Дункан направился к своему потайному шкафу и надежно спрятал его там. Вернувшись к столу, он увидел, что Келсон уже держит в руках бархатный футляр, в котором находился Малиновый лев.

Морган же взял со стола ритуальные стихи и перечитывал третью строфу.

— Как это открывается, Морган? — спросил мальчик, ощупывая футляр в надежде, что как-нибудь нечаянно откроет секрет.

Когда он поднес его к уху, раздался тихий, мелодичный звук, прервавшийся в тот же миг, едва Келсон опустил коробочку.

Дункан склонился поближе и произнес:

— Сделайте-ка это еще раз, Келсон.

— Что?

— Поднимите опять футляр.

Келсон охотно подчинился, и снова послышался тот же приятный, только более слабый звук. Однако Келсон поднял коробку не к самому уху, как прошлый раз, и Морган заметил это.

— Поднесите его поближе к Глазу Цыгана, мой принц, — посоветовал он.

Келсон сделал это, и звук повторился.

— А теперь встряхните футляр и прислушайтесь, — сказал Морган.

Келсон последовал совету, и коробочка с легким музыкальным щелчком открылась. Опустив ее, он откинул крышку до конца, и они увидели Малинового льва.

Правда, он вовсе не был малиновым. Так уж случилось, что неверно данное ему неким забытым составителем каталога королевских драгоценностей имя удержалось.

На деле же это был герб Халдей на — Золотой лев на малиновой эмали. Массивную брошь размером с человеческий кулак с тяжелой застежкой с оборотной стороны окаймлял чеканный золотой орнамент — работа лучшего конкардинского гравера.

Когда Келсон осторожно извлек брошь с ее бархатного ложа, Дункан вновь сел за стол и разложил перед собой пергамент с ритуальными стихами.

Но Глаз Цыгана заблестит едва —Настанет час Малинового льва,Шуйца не дрогнет, львиный клык вонзитьсяНазначен в плоть и власти дать права.

Келсон повертел в руках брошь.

— Шуйца не дрогнет — это я понимаю, но… — Он положил брошь на стол. — Смотрите, Морган, этот лев — недремлющий страж. Он обращен к нам анфас.

Морган взглянул на него с недоумением.

— Ну и что?

— Как вы не понимаете? — продолжал Келсон. — Недремлющий страж — единственная геральдическая конфигурация, где лев смотрит прямо на вас, а это значит, что мы не можем видеть его клыков!

Морган сурово сдвинул брови и взял брошь.

— Не видим клыков? Но этого быть не может. Если нет клыков — он не ритуальный. А если он не ритуальный…

Келсон осторожно коснулся броши и, ничего не видя, уставился на полированную крышку стола. Моргану незачем было заканчивать фразу, ибо Келсон и сам знал ужасную суть, стоящую за этими словами: если брошь не ритуальная, он обречен.

Глава IX

ТАИТСЯ УЖАС В НЕИЗВЕСТНОМ,

В НОЧИ — ОБМАН

— У Гвиннедского льва нет клыков! Нет клыков!

Дункан взял брошь, повертел ее в руках, сбитый с толку обнаружившимся противоречием.

Где-то — он не помнил где, может быть, в тех темных и весьма специальных трактатах по древней магии, которые он читал много лет назад, — где-то было вроде бы что-то наподобие этих стихов, что-то о двусмысленностях, фигурах речи — непременных признаках… да!

Перевернув брошь, он ощупал орнамент, его взгляд сфокусировался на нем, и он произнес:

— Да, конечно. Это тоже препятствие. Тоже барьер, который должно преодолеть мужественному.

Морган тихо стоял в стороне с потемневшим от догадки лицом — он уже тоже понял смысл стихов.

— Застежка — это львиный клык? — ежась, прошептал он.

Дункан строго посмотрел на товарищей.

— Да.

Келсон невольно привстал, потянулся к броши и ощупал пальцами застежку — три дюйма холодного мерцающего золота. Он сглотнул слюну.

— И это я должен воткнуть себе в руку?

Дункан утвердительно кивнул.

— Похоже, это и есть ключ, Келсон. Все предыдущее было только подготовкой к этому заключительному моменту. И еще — это вы должны сделать сами. Мы все приготовим, будем стоять рядом, защитим вас. Но вы должны сделать это сами. Вы поняли?

Келсон долго молчал, потом чуть заметно кивнул.

— Я понимаю, — сказал он тихо. — Я сделаю все, что необходимо. — Его голос пресекся. — Я… я бы немного подумал прежде… если есть время.

Он посмотрел на Дункана испуганными, умоляющими, широко распахнутыми серыми глазами, снова — просто мальчик, а не король, и Дункан дружески кивнул.

— Конечно, мой принц, — мягко сказал он, ловя взгляд идущего к двери Моргана. — Столько, сколько вам нужно. Аларик поможет мне облачиться для церемонии.

Когда они с Морганом покинули комнату, Дункан прочно закрыл дверь и пригласил кузена последовать за ним вниз по короткому коридору. Когда они достигли темной ризницы, Дункан взглянул в смотровое отверстие и, убедившись, что в храме никого нет, высек свет и оперся обеими руками на дарохранительницу, стоя спиной к Моргану.

— Нам нечего готовиться, Аларик, — в конце концов сказал он. — Мальчику нужно несколько минут, чтобы собраться с силами. Надеюсь, мы поступаем правильно.

Морган мерил шагами пол, его ладони судорожно сжимались и разжимались.

— Ну ладно. Честно говоря, я чувствую себя все тревожнее с приближением полуночи. Я не говорил тебе, что случилось перед тем, как мы пошли сюда?

Дункан бросил на него быстрый взгляд.

— Прежде чем я скажу, — продолжал Морган, не давая священнику ответить, — позволь задать тебе вопрос. Где ты думаешь закончить сегодняшнее дело? В кабинете?

— Я хотел воспользоваться для этого секретной башней, — осторожно сказал Дункан. — А ты как думаешь?