Вергилия Коулл - Мой враг, моя любимая

Я покачала головой. Сложно поверить, что у мамы мог быть в сердце кто-то еще. Скорее всего, она вовремя опомнилась.

— Наверно мама просто решила выйти замуж за моего отца? Поэтому отказала Петеру?

Нина рассмеялась, а ворона снова каркнула.

— Поверь мне, девочка, от такой любви просто так не отказываются. Инга не сразу уговорила Петера уехать из общины, построить дом. Сначала он отказывался, его тянуло к охотничьей деревне, как магнитом. Мы боялись, что рано или поздно его подстрелят. Инга убедила его, что жилу нужно охранять, а для этого стоит обосноваться где-то рядом. Мы все время ждали, что кто-нибудь еще случайно натолкнется на нее. Но настоящей причиной, все-таки, стало ее желание увезти мужа подальше от прошлой любви. И я ее в этом поддерживала.

— Значит, Инга…

— Была моей дочерью.

— А почему была?

Лицо моей собеседницы стало суровым.

— Потому что твой отец и его брат убили ее, Петера и трех детей в их же собственном доме.

— О боже… — я постепенно начинала понимать, — …то, что рассказывал Ивар… это был его отец… и мать… и это был он сам.

Нина кивнула и потушила окурок в пепельнице. Ворона прошлась по перилам туда и обратно, не сводя с меня черных блестящих бусин-глаз.

— Но вы говорите, что его убили, — продолжила я, — но его не убили. Он жив, он…

Я осеклась на полуслове.

— Да, ему повезло, — согласилась Нина, — даже два раза. Первый раз — когда выстрел пришелся в сердце, а не в голову. Уж не знаю, почему у убийцы дрогнула рука. А второй раз — когда этот убийца раскаялся и принес мне его.

— Как принес?

Нина пожала плечами.

— Я помню, это было раннее утро. В мою дверь затарабанили. Я испугалась, но открыла. Это оказался охотник. Молодой. Сейчас я уже не вспомню его лица. На руках он держал моего внука. Залитого кровью. Помню, как закружилась голова. Я села прямо на пороге, а охотник положил мне на руки Ивара и все втолковывал, что он дышит.

Я слушала, потеряв дар речи.

— Охотник сказал, что они захватили дом, и всем нам, всей общине лучше в ближайшее время убраться подобру-поздорову, потому что участь семьи Петера может постигнуть всех нас. Сказал, что он оставил тела на въезде в наше поселение, чтобы мы могли похоронить их. И еще сказал, что когда забирал Ивара, видел, что на его груди лежал львенок. Это подсказало охотнику, что ребенок еще жив, — она пожала плечами, — не знаю, почему не стал добивать. Наверно потому, что львенок не шевелился и тоже казался полумертвым. Так мне сказал охотник. Когда Ивара принесли мне, фамильяра уже не было.

— И куда же делся… львенок?

— Мы не знаем, — покачала Нина головой. — Мы можем только предполагать. Я слышала, что такое бывает. Но никто из знакомых, и знакомых моих знакомых, и их знакомых никогда не видел своими глазами, как фамильяр умирает, а его хозяин остается на этом свете. Видимо фамильяр так хотел спасти Ивара, что просто растворился в нем, передав все жизненные силы. Будь это взрослая особь, он мог бы просто излечить. Но что взять с львенка, который сам недавно только появился у малыша? Пуля прошла очень близко от сердца. Сколько я потом ни обращалась к врачам — все, как один, твердили, что без операции ребенок бы не выжил.

— Ого…

— Еще несколько дней Ивар находился между жизнью и смертью, а потом пошел на поправку. Отец Петера собрал мужчин и пошел, чтобы отвоевать жилу, но их тоже перестреляли. С новыми пулями у людей появилось преимущество. В тот же день мы собрались и всей общиной отправились куда глаза глядят, лишь бы подальше от этих мест.

Я задумалась.

— Но мне говорили, что это лекхе нападали на людей. Что это один из них убил маму. Что это… был… Петер.

— Милое дитя, — снисходительно фыркнула Нина. — Среди лекхе тоже всякого сброда хватает. И чем тяжелее времена, тем его больше. Но за свою общину я могу поручиться. Сколько соседи не обвиняли нас в убийствах, кражах и прочем, точно могу сказать, что мы этого не делали.

Нина говорила убедительно, ее глаза блестели от влаги. По-человечески мне стало жаль собеседницу. Но здравый смысл подсказывал, что нельзя так легко верить в кардинально противоположную историю. Как я могу различить, где правда и где ложь?

— Все-таки, меня учили другому, — упрямо произнесла я. — И если все лекхе были такие хорошие, то почему люди вдруг решили их опасаться? Почему загнали в гетто? Почему дали определение «социально опасный субъект». Значит, вы, действительно, были опасны! Что мешало Петеру убить мою маму из ревности? Ведь вы сами говорите, что он страдал! Что мешало это сделать Инге? Она переживала из-за наличия соперницы. Когда мою маму нашли недалеко от дома, ее тело было истерзано так, что живого места не осталось. Кто мог это сделать? Конечно, чей-то фамильяр. Мой отец не смог оправиться от этого удара, а мне самой, как говорят, тогда едва исполнился год. Думаете, наш клан мог оставить подобное без ответа?!

Нина вздохнула.

— Человек — такое существо, что все, отличающееся от себя, считает опасным, — заявила она. — Ты знаешь, что у военных есть приказ открывать огонь по неопознанному объекту, если тот не отвечает в течение определенного времени? Не разбираться, почему не отвечает, а просто стрелять. Превентивные меры.

— Возможно… — протянула я, вспомнив, что того же Байрона сначала подстрелили, а потом стали разбираться, почему он нарушил границу.

— В древние времена люди считали лекхе божественными существами, созданными природой. Их считали высшими. Но по натуре лекхе — скорее земледельцы, чем воины. Фамильяр дан нам для защиты, а не для нападения. Крупные животные помогали охотиться. Мелкие — охраняли жилища от грызунов и прочей напасти, следили за детьми. В средние века все поменялось. Нас причислили к порождениям дьявола, особенно из-за нашей способности излечиваться. Стали избегать. Отсюда пошла привычка лекхе жить обособленно, общинами, сторониться людей. В то же время и возникли кланы охотников, в противовес лекхе. Твой клан наверняка тоже имеет свою не очень славную родословную.

— В учебниках написано по-другому, — возразила я, решив не реагировать на шпильку в адрес семьи.

— Учебники истории всегда переписываются в угоду власти, — презрительно фыркнула Нина. — Все учебники переписали после смены законов, когда люди поняли, что теперь они — самые сильные существа на планете, а не мы. Увы, но поработить нас оказалось легко. Возможно, где-то еще существуют подобные лагеря Сопротивления, но не думаю, что их много.