И Сьюзен - Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни

—   Держи, — говорит Раффи, открывая свой рюкзак. — Я не знал, что тебе может понадобиться, так что выгреб все из шкафчика в ванной.

Прежде чем отдать рюкзак мне, он достает мужской смокинг. Я смотрю, как он мрачно таращится на пиджак, словно о чем-то размышляя, затем поворачиваюсь и лезу в рюкзак.

Там я нахожу гребень, которым расчесываю волосы. Они настолько жирные, что их легко уложить в прическу, хотя результат мне не слишком нравится. Находится и лосьон, которым я натираю лицо, губы, ладони и ноги. Хочется сковырнуть струпья на губах, но по опыту я знаю, что они начнут кровоточить, и оставляю их в покое. Я крашу губы помадой и ресницы тушью. Помада неоново- розовая, а тушь голубая. Не слишком привычные для меня цвета, но в сочетании с обтягивающим платьем я похожу на проститутку, что, насколько я понимаю, и требуется. Теней для век нет, так что я слегка подвожу глаза тушью для ресниц, еще больше подчеркивая свой непристойный вид. Найдя какой-то крем, смазываю им скулу, чувствуя, как он смягчает кожу.

Закончив, я замечаю, что парни на капоте наблюдают за моим макияжем. Я перевожу взгляд на Раффи, который сооружает что-то из своего рюкзака, крыльев и каких-то ремней.

—   Что ты делаешь?

—   Я... — Он поднимает взгляд.

Не знаю, заметил ли он, когда я сняла свитер, но, похоже, в тот момент был занят, поскольку сейчас удивленно смотрит на меня. Зрачки расширяются, губы раздвигаются, на мгновение нарушая бесстрастное выражение его лица, и могу поклясться, что он ненадолго перестает дышать.

—   Пусть им кажется, будто за спиной у меня крылья, — спокойно говорит он.

Голос звучит с томной хрипотцой, словно речь идет о чем-то очень личном. Словно он делает мне нежный комплимент.

Я прикусываю губу, внушая себе, что на самом деле он просто отвечает на мой вопрос. Но голос завораживает помимо моей воли.

—   Я не смогу добраться до цели, если меня примут за человека.

Опустив взгляд, он затягивает ремень вокруг одного крыла, затем надевает рюкзак с привязанными к нему крыльями на спину.

—   Помоги надеть пиджак.

Сзади в смокинге сделаны два параллельных разреза.

Ну конечно. Пиджак. Крылья.

—   Крылья должны быть снаружи? — спрашиваю я.

—   Нет, просто убедись, чтобы были прикрыты ремни и рюкзак.

Крылья надежно привязаны ремнями к рюкзаку. Я аккуратно поправляю сооружение, чтобы внешние перья прикрывали ремни. Перья до сих пор выглядят живыми, хотя несколько дней назад, когда я впервые коснулась их, они были посвежее. Я с трудом подавляю желание погладить перья, хотя знаю, что Раффи все равно ничего не почувствовал бы.

Крылья плотно прижаты к пустому рюкзаку, так же как они прижимались бы к спине. Удивительно, что при столь огромном размахе они занимают так мало места в сложенном виде. Однажды я видела семифутовый спальный мешок, складывавшийся в маленький кубик, но даже это выглядело не столь впечатляюще.

Я расправляю ткань пиджака между крыльями и по обеим сторонам от них. Белоснежные крылья проглядывают двумя полосами сквозь разрезы в темной материи, но не видно ни рюкзака, ни ремней. Пиджак достаточно велик, так что Раффи выглядит лишь слегка грузным. Он не привлечет к себе внимание — если только кому-то не слишком знакома его фигура.

Он наклоняется вперед, чтобы не сломать крылья о спинку сиденья:

—   Как я выгляжу?

Его прекрасные широкие плечи и ровную линию спины теперь подчеркивают крылья. На шее серебристый галстук-бабочка с игривыми красными завитками под цвет моего платья. Такого же цвета и его широкий пояс. Не считая грязного пятнышка на щеке, вид у него такой, словно он только что сошел с обложки голливудского журнала.

Спина выглядит превосходно, учитывая, что пиджак не скроен специально для ангела. В моей памяти мелькает образ белоснежных крыльев, развернутых за его спиной, когда он стоял на крыше автомобиля лицом к врагу в ночь нашей первой встречи, и я начинаю понимать, что значит для него эта потеря.

Я киваю:

—   Все нормально. Отлично смотришься.

Он поворачивается ко мне, и я замечаю в его взгляде едва заметную смесь благодарности, утраты и тревоги.

—   Вовсе не значит, что... до этого ты смотрелся хуже. Я хотела сказать... ты всегда потрясающе выглядел.

Потрясающе? Я закатываю глаза. Что за чушь! Сама не знаю, почему так сказала. Я откашливаюсь:

—   Может, поедем?

Он кивает, скрывая дразнящую улыбку, но я замечаю ее в глазах.

—    Езжай мимо той толпы, прямо к пропускному пункту. — Он показывает налево. — Когда охранники остановят, скажи им, что хочешь попасть в обитель. Скажи, будто слышала, что туда иногда пускают женщин.

Он забирается на заднее сиденье, приседает в тени и накрывается старым одеялом — тем самым, в которое были завернуты крылья.

—   Меня здесь нет, — говорит он.

—    В таком случае... объясни еще раз, почему ты прячешься, вместо того чтобы пройти через ворота вместе со мной?

—   Ангелы не ходят через пропускной пункт. Они летят прямо в обитель.

—   Ты что, не можешь просто сказать, что ранен?

—    Ты словно маленькая девочка, требующая ответов на вопросы во время секретной операции. «Почему небо голубое, папа? Можно спросить у того дяди с автоматом, где туалет?» Если не замолчишь, придется от тебя избавиться. Ты должна делать то, что я тебе говорю и когда я тебе говорю, не задавая вопросов и не раздумывая. Если не нравится — найди себе другого помощника.

—   Ладно, ладно. Поняла. Черт возьми, и почему некоторые так ворчливы?

Я завожу двигатель и выезжаю с парковки. Бездомные недовольно бурчат, и один из них бьет по капоту кулаком, соскальзывая на землю.

ГЛАВА 27

Я еду сквозь толпу по Монтгомери-стрит со скоростью вдвое меньшей, чем если бы шла пешком. Люди расступаются, но неохотно, и лишь после того, как бросают на меня оценивающие взгляды. Я еще раз проверяю, заперты ли дверцы, хотя вряд ли замки остановят того, кто решит разбить окно.

К счастью, мы не единственные, кто едет в машине. У пропускного пункта стоит небольшая очередь автомобилей, окруженная множеством пеших. Видимо, все ждут, когда им разрешат пройти. Проехав как можно дальше, я пристраиваюсь к последней машине.

Среди ожидающих большинство — женщины. Они чисто умыты и одеты как на вечеринку. Женщины стоят в шелковых платьях и на высоких каблуках среди оборванных мужчин, и все вокруг ведут себя так, будто это вполне нормально.

Пропускной пункт представляет собой брешь в высоком ограждении из проволочной сетки, перекрывающей улицы вокруг делового района. Учитывая то, что от него осталось, вряд ли его сложно было отгородить. Но это лишь временная стена из отдельных секций, которые соединены друг с другом, но не вделаны в асфальт. Толпе не потребовалось бы много усилий, чтобы повалить ее и пройти внутрь. Однако никто не рискует подходить к ограждению, как будто через него пропущено электричество.