Дарья Кузнецова - Кошачья гордость, волчья честь

— Трай, за что она так тебя ненавидит? — все-таки спросила через несколько секунд.

— А что, идея с недостойным наследником кажется сомнительной? — усмехнулся он.

— Честно говоря, да. Ну, презрение. Ну, неприязнь. Высокомерие, нежелание общаться; а она явно ненавидит, и для женщины это довольно странно. Но если не хочешь об этом говорить, я могу оставить любопытство при себе, — поспешила уточнить тут же. Мужчина бросил на меня странный насмешливый взгляд, но промолчал. А через пару секунд все-таки проговорил:

— Я убил ее сына.

— В смысле? — опешила я.

— Мой отец был ее единственным сыном, а я его убил. Так что, наверное, она имеет право на такие эмоции.

— Но почему? — После услышанного промолчать я не сумела. — То есть я понимаю, что вы друг друга терпеть не могли, но это все равно неожиданно…

А еще было интересно, как именно у него это получилось. Судя по тому, что данный факт не являлся тайной, убил Трай отца как-то совершенно легально, вероятно — на поединке, но тот же был альфой, или я что-то путаю?

— За мать. — Он спокойно пожал плечами. — Меня он мог бить, вымещая злость. Наверное, если бы я кому-то пожаловался, его призвали бы к порядку, меня бы забрали, но тогда она осталась бы с ним один на один. Поднять руку на нее отец не мог, его бы тогда князь своими руками порвал, а вот отравить жизнь — вполне. Как доказать, что кто-то на кого-то не так посмотрел и что-то не то сказал? Тут только слово против слова, поэтому ей приходилось терпеть. Я был на границе, когда получил от нее письмо. Не помню уже, что меня в нем насторожило: по-моему, оно было слишком уж радостным. Поговорил с командиром, так и так, мол, дома беда. Он хороший мужик, понимающий, отпустил. Только сюда путь неблизкий. Я загнал лошадь, себя чуть не загнал, а когда добрался, ее уже похоронили. Несчастный случай, сорвалась с моста и утонула. Утопилась, конечно; она боялась воды и не умела плавать. А я при свидетелях обвинил его в ее смерти и вызвал на поединок. И убил, — с явным удовольствием заключил Трай.

— Он же альфа, разве нет? — растерянно уточнила я.

— И что? — Мужчина усмехнулся, искоса глянув на меня. До этого он рассказывал свою историю короткой жесткой траве под ногами, расслабленно опираясь локтями о расставленные колени и сцепив руки в замок. — С инстинктами можно бороться, было бы желание. Он меня потому и колотил, что я отказывался слушаться и подчиняться.

Мы несколько секунд помолчали. Трай так и сидел с застывшей на губах кривой усмешкой и пустым взглядом, сосредоточенным скорее на прошлом, чем на окружающей зелени, а я разглядывала резкий профиль рыжего. Что ему можно ответить на такую исповедь, я не знала и, честно говоря, даже представлять не хотела, что он чувствовал тогда и сейчас. Нет, сейчас-то все более-менее понятно: особенного надрыва в нем не чувствовалось, все это уже было пережито и принято. А вот тогдашнее его состояние я описать не бралась. Мне, выросшей в пусть и немного сумасшедшей, но счастливой семье, оказалось сложновато примерить на себя подобные отношения.

Потом я подумала о другом: а рассказывал ли он хоть кому-то об этом? Пусть даже вот так вкратце, но целиком и своими словами? Сомнительно. Местные наверняка и так в курсе, а жаловаться и мусолить уже вроде бы решенную проблему — явно не в характере Трая. Значит, держал в себе. Наверное, периодически проживал эти события заново и корил себя. За то, что не успел, что не предотвратил, что ничего не изменил, и осталась только месть.

Можно ли вообще в подобной ситуации подобрать слова, которые не прозвучат фальшиво? Которые не унизят жалостью. Он ведь не плакался, а коротко и по существу отвечал на прямой вопрос. И нужны ли ему вообще мои слова? Прожил же как-то столько лет без моего участия.

Но просто так встать и уйти показалось еще худшим вариантом, поэтому я некоторое время молча сидела рядом и пыталась собрать по закоулкам памяти все свои знания по психологии волков. Кота было бы лучше встряхнуть, отвлечь, переключить; а вот в том, что подобное сработает сейчас, я сомневалась. Поэтому в итоге просто протянула руку и слегка сжала его плечо. Что поступила правильно, поняла, когда через пару мгновений рыжий отмер и накрыл мою ладонь своей, будто благодаря. Потом настойчиво потянул меня к себе, и я оказалась у мужчины в охапке, отчего поначалу здорово опешила. А он уткнулся носом в мою макушку и крепко прижал; я же, опомнившись, завозилась, пытаясь вывернуться.

Трай просто так не сдался, и вместо того, чтобы отпустить меня на свободу, перетащил к себе на колени. Я еще немного посопротивлялась, но потом плюнула и смирилась: сидеть теперь было действительно удобнее, а раз взялась утешать и оказывать моральную поддержку, сама виновата.

— Странные вы, волки, существа, — в конце концов не выдержала я. Не то чтобы мне было совсем неприятно, но все равно как-то непривычно и не по себе.

— Почему? — поинтересовался Трай, продолжая согревать дыханием мою макушку.

— Вечно вам нужно друг друга тискать.

Моим недовольством рыжий не проникся, только рассмеялся и прижал покрепче.

— Не друг друга, а воспользоваться случаем и потискать гордую и независимую кошку, которая потеряла бдительность и оказалась в пределах досягаемости и в достаточно мирном для того настроении, — наставительно сообщил он.

— Ну вот и кто ты после этого, а? — вздохнула я. — Я тут изо всех сил думаю, как бы его не обидеть и морально поддержать, душевная травма же, а он случаем пользуется!

— С душевной травмой ты, положим, перегнула, — усмехнулся рыжий. — Может, тогда и была, но с тех пор прошло уже больше сорока лет, только эта старая гадюка и выводит из себя. Но все равно погано, а твой порыв я оценил, спасибо. И, кстати, продолжаю ценить, что ты не слишком настойчиво пытаешься освободиться.

— Ладно, так и быть. В порядке исключения, за честность — потерплю и побуду ласковой кошкой, — смирилась я и, угнездившись поудобнее, расслабилась, пристраивая голову на его плече. — Слушай, может, нам всем отсюда куда-нибудь съехать? Я же правильно поняла, ты в этом доме почти не бываешь, чтобы не пересекаться с бабкой?

— Плюнь, — поморщился мужчина. — Она больше не высунет нос, а я как-нибудь переживу. А в доме я не бываю не столько из-за нее, сколько из-за самого дома. Давно бы избавился, но не выгонять же эту гадюку на улицу, — хмыкнул он.

Мы еще некоторое время посидели молча, а потом уже Трай нехотя разомкнул объятия и проговорил:

— Ладно, не буду больше злоупотреблять твоим терпением. К тому же там должны были принести еду.

— Еда, как я понимаю, главный аргумент, а про терпение ты добавил, чтобы меня задобрить? — насмешливо уточнила, поднимаясь на ноги.