Дмитрий Казаков - Ледяной клинок

Олен не стал рассказывать Саттии о том, что заметил зверя на стрельбище во время турнира. Подумал, что девушка не поверит или расстроится из-за того, что победа ее оказалась не совсем честной. Багровый «лишай» с лица сошел без следа, как и обещала ведьма, и Рендалл надеялся, что ему больше не придется доставать из сумки заветный горшочек.

О родителях, невесте и родном доме вспоминал с неизменной печалью. Но желание вернуть прошлое, размеренное безмятежное существование в глухой деревушке понемногу слабело. Новая жизнь, начавшаяся так неприятно, была куда интереснее, хотя и много опаснее.

На третий день пути на северном горизонте повисло не желающее двигаться и таять облачко. Еще через пару дней оно выросло, превратилось в сияющий ледяной оторочкой горный хребет. Стали различимы шершавые языки осыпей, острые, будто заточенные пики, темные линии глубоких расщелин и торчащие из склонов толстые башни.

Льдистые горы укрывали под собой государство черных гномов. Но большие города подземных жителей лежали, как рассказала Саттия, дальше к северу, а тут, на южных отрогах располагались сторожевые посты.

К вечеру пятого дня осталась позади граница, и путешественники въехали в пределы герцогства Гавария. Потянулись гряды холмов, густые леса, перемежающиеся деревнями в десяток дворов или занимающими возвышенности замками. Часто стали встречаться обозы, ведомые хмурыми гномами. Топоры на их поясах выглядели совсем не украшением.

Еще через пять дней путешественники достигли Гюнхена.

– Мы приехали, – заметила Саттия, прикладывая ладошку ко лбу, чтобы защитить глаза от яркого солнца.

Олен давно понял, что в остроте зрения со спутницей спорить не может, поэтому не стал вглядываться, а просто спросил:

– Сколько еще?

– Мили три. Вон видишь, там над лесом поднимаются башни?

– Честно говоря, нет.

Он разглядел башни, только когда они проехали густой сосновый бор и выбрались на вершину очередного холма. Открылась река, широкая и спокойная, зелень заливных лугов и домики предместья, над которыми поднималась стена, недружелюбная, как сборщик налогов.

Над ней виднелась еще одна, из черного камня, принадлежащая замку. Реяли на ветру ало-золотые флаги герцогства, доносился грохот колеса стоящей выше по течению мельницы.

– Какой большой, клянусь Селитой, – удивленно заметил Олен и подергал себя за мочку уха.

– Его называют городом трех мостов, – улыбнулась Саттия. – Там, внутри, Хен впадает в Лану и дальше на юг течет единый поток. Реки делят город на три части.

– Ты здесь бывала?

– Давно, – девушка чуть заметно нахмурилась, и Олен решил больше вопросов не задавать.

Они въехали в предместье, потянулись кривые и узкие улочки, покосившиеся хибарки. Заплескали под копытами лужи, оставшиеся после ночного дождя. Собаки, дремлющие в тени заборов, проявили некоторые признаки жизни, чтобы глянуть на проезжих.

Стена надвинулась, нависла над головой, стало видно, насколько она высока. Олен различил трещины, сколотые зубцы, увидел стоящих на башне воинов. Потом открылись ворота и выезжающий из них обоз.

– О нет. Только не это, корни и листья, – пробормотала Саттия сквозь зубы.

Олен изумленно заморгал, пытаясь понять, в чем дело. И тут всадник, едущий впереди телег, повернул коня и двинулся наперерез двум путникам. Он оказался эльфом, судя по одежде – из Ланийской марки, и глаза его, зеленые, точно молодая трава, пылали гневом.

– Хэй куэ вер… – проговорил эльф, раздувая ноздри. – Саттия тар-Ролан! Ту…[2]

– Си, сой йо. И куэ?[3] – девушка гордо выпятила подбородок и перешла на людской язык. – И вообще, говори так, чтобы мой спутник тебя понимал!

– А то, что как друг твоего отца, я должен отвести тебя домой! – эльф побагровел, в голосе его появились визгливые нотки. – Ты хоть понимаешь, наглая девчонка, что ты устроила, сбежав из дома?

– Сделала то, что хочу.

– То, что хочешь!? Ты хоть на мгновение задумывалась о том, каково твоим родителям!? Вижу, что нет! Мало того, что преступила волю отца и матери, так еще и мужика себе подцепила! Бродягу с большой дороги! – и орущий эльф метнул на Олена полный злобы взгляд.

– А ну заткнись! – рявкнула Саттия так, что каурый жеребец, за привычку хватать хозяина за руку зубами получивший кличку Кусака, испуганно присел на задние ноги. – Друг родителей нашелся! Орешь, точно базарная торговка, так что по всему Гюнхену слышно!

Из-за заборов соседних домов начали появляться головы жителей, привлеченных воплями. Стражники у ворот бросили игру в кости и выставили из-под высоких шлемов уши. Большая черная ворона закружилась над спорщиками, решив, что где крики, там и бой, а затем и труп, которым при удаче можно будет закусить.

Эльф огляделся и заскрипел зубами. Подъехал чуть ближе и заговорил куда тише, чем раньше:

– Выполняя долг друга, я должен связать тебя и отвезти родителям, чтобы они хорошенько выпороли блудную дочь. А этому молодцу, – Олену достался еще один сердитый взгляд, – снять голову с плеч.

– А не пошел бы ты подальше, – буркнул Рендалл неприязненно, – пока морда цела. Или хочешь попробовать моих кулаков?

– Тихо! – Саттия двинула лошадь вперед и оказалась между мужчинами. – И ты, Мохлуин, заткнись! – эльф побагровел еще больше, приоткрыл рот, но девушка не дала ему и слова сказать. – Я сама решаю, как жить, что делать и с кем путешествовать! И обещаю, что вы обо мне еще услышите! Узнаете, чего я на самом деле стою, и что ничуть не хуже вас, чистокровных!

– Ах ты, мерзавка… ах ты… – просипел эльф.

– Привет родителям. Поехали!

Саттия гордо выпрямилась в седле и толкнула кобылу пятками в бока. Та не спеша потрусила к воротам. Олен поехал следом, Мохлуин разразился тирадой на языке эльфов, судя по эмоциональной насыщенности и по тому, как побагровели уши девушки, очень неприличной.

Заскрипели, сдвигаясь с места, повозки, обоз потащился дальше.

– Что за тип? – буркнул Олен, нагнав спутницу.

– Старый знакомый. И больше ни слова о нем, корни и листья, иначе я разозлюсь по-настоящему!

Они подъехали к воротам. Один из стражников, самый дородный, откашлялся и подошел ближе. Стал виден герб на тунике – на красном поле золотой медведь с черной алебардой в руке и того же цвета короной на голове.

– День добрый, мессана и мессен, – проговорил стражник. – Зело рад приветствовать вас при въезде в славный герцогский город Гюнхен. Соблаговолите всенепременно заплатить пошлину.

Олен только глазами захлопал, удивляясь, что его поименовали мессеном, а Саттия поинтересовалась: