Грязная Гарди (СИ) - Петрук Вера

Зря она это сказала. При упоминании оборотня глаза девчонки мгновенно просохли и округлились, а у Флавия вид сделался и вовсе обреченный.

— Оборотень там, в деревне, — мальчишка дрожащим пальцем показал на Голубой Ключ, а у Гарди будто все в груди оборвалось.

— Теперь и мне пора, — пробормотала она. Дети были только рады, что потеряли ее внимание. Через секунду их скрыла густая листва, но издалека послышался голос Флавия, который мог ей, конечно, и примерещиться.

— Извини меня, Гарди, я был не с ними.

Казалось, мальчишка сказал это себе, вовсе не рассчитывая, чтобы его услышали, но у Гарди был острый слух. Какое-то мгновение она колебалась, вернуть ли Флавия назад, чтобы тщательно расспросить, или бежать в деревню. Победило второе — ей нужно было быть там, с оборотнем, и немедленно.

Гарди умела бегать быстро. Но в ту ночь она бежала так, будто вместо ног у нее были крылья. Сразу перестали волновать и звенящие комары, и духота, разлившаяся в темноте, будто забродившие сливки, и сделка с Сальвией, которая могла и не состояться. Сельская дорога пахла привычно — пылью, травами и навозом, над головой мельтешили бестолковые звезды, подглядывающие за ней из-за листвы, не было слышно ни криков, ни просто голосов — одни совы ухали где-то в ветвях. А может, то были не совы, а нечисть, под стать оборотню, который был сейчас где-то там в Голубом Ключе, совсем один, и с ним наверняка произошло несчастье. Беда случилась недавно, но ее едва уловимое зловоние уже начинало отравлять воздух.

Деревня спала. Гарди знала, что та же Хризелла любила засиживаться за картами и вином глубоко за полночь, но окна в домах зияли темнотой, а самым темным был силуэт мызы, ее нового дома, успевшего стать родным. И хотя Кир мог просто не зажигать свет, как он частенько делал, то ли экономя свечи и лампы, то ли из особой любви к темноте, но Гарди чувствовала, что его там нет. Наконец, дорога вывернула к реке, и стало понятно, почему жена лавочника отослала детей в соседнюю деревню. Вероятно, так же поступили и другие женщины селения. На холме у каменной башни, которая выполняла функции и церкви, и почты, и администрации, виднелись десятки огней. То были факелы, и их вид вселял тревогу. Голубой Ключ собрался на какое-то важное собрание, хотя вчера вечером, когда Гарди заходила к Титу в лавку, на доске объявления ни о чем таком не сообщалось. А раз жители отослали отпрысков, значит, происходило там что-то не для детских глаз. Гарди с надеждой было подумала, что, может, люди решили сместить старосту и выбрать нового, но тут дорога вильнула к решетке мызы, и она остановилась, как вкопанная. Вообще-то Гарди собиралась усадьбу Алисии пробежать, чтобы скорее узнать, что там обсуждают селяне, но вид вырванных с петель дверей заставил ее изменить намерение.

Столбы ворот уцелели — то были каменные исполины, неизвестно откуда привезенные и непонятно как установленные. Такого камня поблизости нигде не встречалось. С ним и сделать ничего не смогли, даже зарубок топора, виднеющихся на кустарниках и прутьях решетки, заметно не было.

Усадьбу разорили давно, вероятно, еще днем, когда она сидела в офисе Сальвии и мучилась разговорами вежливости. В поломанный и изрубленный сад вернулись птицы, которые с радостью копошились в обнаженной древесине и срубленных ветках, доставая растерянных насекомых, не ожидавших такой засады. Не ожидала ее и Гарди. Она прошла по все еще заросшей дорожке вглубь, таращась в темноту и молча хлопая ресницами, когда скудный свет звезд и отгрызенного месяца падал на истоптанные клумбы, вырванные с корнем цветы и вывороченные бордюры. По саду прошлись, как по врагу. Человеческая злоба уничтожила не только растительность, но пролилась и на землю, на которой остались глубокие, рваные следы, будто по ней били лопатами.

Подойдя к дому, Гарди долго рассматривала зазубрины, оставшиеся на двери от ударов топора, и выбитые стекла первого этажа. Заглянув в одно из них, она поняла, что вандалы в сам дом лезть побоялись. Дверь в комнату Алисии была заперта, вазы с полевыми цветами, которые каждый день охапками приносил Кир, не разбиты, плетеные циновки на полу — тоже от Кира, не тронуты. То ли дурная слава дома отпугнула, то ли крысы опять шуршали слишком громко.

Зато территория вокруг мызы была разорена полностью. Оттого удивительным казался куст аквилегий, вероятно, незамеченный вандалами, который, благодаря стараниям Кира, густо разросся у крыльца. Цветы-башмачки испуганно темнели в сумраке ночи, прячась за обломками перил.

Сердце глухо стукнуло, когда Гарди заметила широкую, вытоптанную полосу, ведущую за левое крыло дома. Там находились виноградники и теплицы. Теплицы с розами, которые она каким-то чудом умудрилась продать Сальвии. Она знала, что увидит, еще задолго до того, как повернула за угол дома. Ведь такую же картину ей однажды пришлось повидать на болотах, за кладбищем. Почему-то она была уверена, что плохое не любит повторений, что беды предпочитают разнообразие, но в ее случае все произошло в точности до малейших деталей. Бандиты не только выбили стекла теплиц, но раскрошили их уже на земле, топча сапогами, будто опасаясь, что Гарди с Киром смогут вставить их обратно. Остов оранжерей был прочнее, чем тот, что Кир соорудил на болотах, и конструкцию не смогли разломать полностью. Однако она все равно уже была никуда не годной — каркас выгнут дугой, поперечные балки сорваны, а деревянные части порублены. От грядок же не осталось и следа, не говоря уже о розах, которые там когда-то росли. Было видно, что именно теплицы являлись основной целью. Земля из грядок разбросана по саду, ящики порублены, бочки с водой опрокинуты и разбиты.

Сами розы исчезли без остатка. Вандализм и разбой плавно перешли в воровство, потому что бандиты не смогли хладнокровно уничтожить тысячу кронов. На земле еще остались следы копыт и телеги, на которых увозили цветы.

Какое-то время Гарди молча глядела на руины сада и развалины теплиц, пытаясь вызвать в душе хоть чуточку эмоций. Странное спокойствие охватило ее с того момента, как она переступила через сорванные ворота. Где-то в глубине души, словно птица в клетке, бился незаданный вопрос, который она никак не могла себе задать.

Оцепенение закончилось в тот момент, когда ее взгляд упал на колодец, с которого сбили декоративную, резную крышу. Кто-то оторвал от ведра цепь, которая безжизненно обвивалась вокруг яблони с отрубленной верхушкой. Именно эта цепь помогла Гарди прийти в себя, выдохнуть воздух, вдохнуть новый и, наконец, спросить себя: где Кир?

Воображение нарисовало тысячи картин, где ведьмин сын лежал с разбитой головой где-нибудь среди разоренных грядок, но Гарди заставила себя действовать последовательно. Забежала в дом, нашла лампу ракушечника, с облегчением отметив, что она рабочая и хорошо светит, тщательно обошла все комнаты, даже заглянула на чердак, но не нашла никого — даже крыс. Усадьба была пуста, не шуршала, не скрипела и вообще не издавала никаких звуков. Она была похожа на больного, который все-таки умер.

Не оказалось Кира и в саду. Гарди чувствовала, что делает что-то не так, пока снова не увидела цепь, тускло мерцающую в свете луны. А потом до нее донеслись голоса селян, и звучали они злобно и кровожадно.

Я хотела перемен, но не таких быстрых и не столь кардинальных, думала Гарди, направляясь трусцой к людям. Она сошла с дороги и держалась заросших высоких травой обочин интуитивно, на всякий случай. В другое время в голову бы постоянно лезли мысли о змеях и гадах, населявших поля и луговины, но сейчас ее занимало одно — нужно успеть. Совсем недавно она не знала, что делать с кучей денег, внезапно свалившегося на нее наследства, потом долго думала, что именно нужно поменять в жизни, а когда поняла, время обернулась вспять, Новая Гарди скукожилась и готова была исчезнуть, потому что Грязная Гарди торжествовала и собиралась растоптать любые ростки «хорошей девочки» без следа и права на возрождение. Ее душа жаждала кровавой дани, которую заплатят все — и те, кто скалился ей в спину, и те, кто ненавидели открыто. Нужно было сделать это давно, с той самой минуты, когда Гойдон заявил о своем желании купить ее дом. Промедление стоило времени, а оно было бесценно.