Жертвуя малым (СИ) - Медейрос Вольга

— Да, — сказала я. Мудрая сделала новую глубокую затяжку, удовлетворенно жмуря глаз, и выдохнула дым.

— Тогда уходи.

Я почти сложила руки в ритуальную фигуру, чтобы прервать транс, но промедлила и спросила:

— А как же ты? Твой дух, — я показала на ее череп, отливающий металлически-серым в резком монохромном свете, — костенеет. Разве ты не хочешь, чтобы Соль освободил тебя?

Мудрая покачала головой.

— Не хочу, — согласилась она. — И он не сможет меня заставить.

Я свела пальцы в отпирающем жесте, и через несколько головокружительных мгновений снова пребывала в склепе, слушая шуршание воздухозаборников и вдыхая ставший привычным запах разложения. Сидящий напротив в напряженной позе Соль, заметив мой взгляд, тут же принялся споро собирать жреческое оборудование.

— Слышал разговор? — придя в себя окончательно, спросила я.

Соль кивнул, укладывая в чемоданчик последние детали. Защелкнул замки и, встав на ноги, сунул руку в карман вампирского балахона. Вынув ясеневый кулон, он положил его старухе на грудь, под скрещенные костяные ладони, и задвинул на место тяжелую крышку. Провел рукой по гладкой каменной поверхности. Лицо его, хоть и скрытое темными вампирскими очками, выглядело жалко. Я отвела взгляд. Начала подниматься на ноги, но потеряла равновесие и едва не упала. Соль поддержал меня.

— Не убейся, — глухо проговорил он, и отпустил меня.

Я пожала плечами. Умирать в ближайшие планы не входило. Впрочем, его друг-плебей и его упрямая мать тоже едва ли стремились к скорой гибели.

— Не вини себя, — не нашла ничего лучше чем сказать я.

— А кого? — Соль, не глядя на меня, покачал головой.

— Никого, — я вздохнула. Кто может быть виновным в чьей-то смерти? Он ведь не убил их своими руками. Сейчас он мог бы освободить их души от участи стать призраками, но старуха этого не хочет, а ее сын, похоже, ничего решить уже не способен. Он выработал ресурс самости, сохраняя важную тайну, где находится Аласта, до прихода Соля. Но Соль не пришел. Наверняка он разыскал бы своего друга в Гиблом лесу, не будь обременен моей компанией. Он так и собирался поступить, после того, как упокоил двоих плебеев, но я сказала «Нет». С меня и двоих-то было довольно. Займись мой спутник беззаконной амнистией всех оставшихся приговоренных, мы не поспели бы в храм к положенному сроку. И тогда преступницей стала бы я. Как ни крути, а, с моей точки зрения, Соль тогда сделал правильный выбор. Чем бы эта Аласта ни являлась.

— Ты знаешь, о ком она говорила? — спросила я.

— Да, — сын императора кивнул. — Остается только гадать, каким ветром занесло его в лес вместе с Мудрой.

— Если знаешь, значит, сможешь найти.

Соль перехватил ручку жреческого чемоданчика поудобнее.

— Какому богу надо молиться, чтобы он услышал эти твои слова? — спросил он.

И, подойдя к двери склепа, широко отворил ее для меня.

Храм, взбудораженный скорым прибытием высокопоставленного гостя, гудел как растревоженный улей. На всенощных молились вдвое истовее и щедро жгли благовония, занятия отменяли, чтобы провести внеочередную уборку. Все словно помешались на чистоте. Деметра с помощницами совершала обход комнат едва ли не каждый вечер, вынуждая Соля проводить это время в покоях донны. Ни ему, ни моей наставнице такое положение дел не нравилось, поскольку у Сиятельной жрицы были свои обязанности и собственные гости. Но других вариантов никто предложить не мог. Прятаться в вампирских вольерах Соль категорически отказался. Как ни странно, его в этом нежелании целиком поддержала Лу. «Он нас упокоит», — так сказала она и, пожалуй, была недалека от истины. Поэтому за последние, оставшиеся до приезда Лучезарного дона дни донна, мой нелегальный жилец и я ужасно изнервничались и порядком устали.

На обратном пути из тюрьмы в храм я пересказала высшей жрице свою беседу со старухой-преступницей. Позже, оставшись втроем в покоях Сиятельной донны, мы обсуждали, как искать «друга» Соля, о котором упоминала Мудрая. Оказалось, он жил неподалеку от той же плебейской деревни, в которой некоторое время обретался и наш блудный императорский отпрыск. Сам он плебеем не был, и каким образом в деревню попал, осталось для меня неизвестным. С Солем он состоял в приятельских отношениях вплоть до последнего визита аристократа в деревню. Собственно, с ним-то и ходил Соль встречаться. Тот самый таинственный Отшельник, о котором шла речь в памятном разговоре Соля со старой Мудрой, тогда еще живой и справедливо обозленной безответственными поступками Светлого. Как объяснил мой нелегальный квартирант донне, обвинения в безответственности ему предъявила не только старуха-плебейка. Отшельник тоже не мог простить Солю гибели троих местных жителей, и не желал более иметь с преступным аристократом никаких дел. «Едва не дошло до драки, — рассказал парень Сиятельной жрице, — но драться с калекой — слишком даже для бесчестного Светлого». Несолоно хлебавши, Соль расстался с отказавшимся от дружбы приятелем, и вернулся за мной в хижину старухи-мудрой. «Удивительно в этой истории не то, что разногласия назрели, а то, что они назрели так поздно», — непонятно резюмировал аристократ. Впрочем, обращался он к донне, а не ко мне, и ей, наверное, было ясно, о чем он говорит.

«Того, о ком ты рассказываешь, в числе деревенских нет», — отвечала она.

Соль не отрицал.

«Наверное, нашел убежище среди своих друзей-экстремистов», — заметил он.

Я выпучила глаза, донна тоже приподняла удивленно бровь.

«Тебе известно их местонахождение?»

«Известен способ, как с ними встретиться. Но теперь они на контакт не пойдут».

«Но мы могли бы привлечь милицию к поискам…»

«Не могли бы. И ты прекрасно понимаешь, почему. Есть еще одна зацепка, но вписывается ли она в условие Мудрой о том, что выбирать надо правильно, — неизвестно. Как вообще это сделать — заставить каждого поступить по совести?! Как спасти всех, тех, кто сами, всеми силами души не хотят, чтобы их спасали?!..»

Донна погладила своего длиннохвостого кота, с сочувствием глядя на сумрачного Соля.

«Тебе было сказано, что ты узнаешь ее сразу же, как только увидишь. Казалось бы, формулировка однозначная. Но если следовать ей, получается, что Аласта — это то, что можно увидеть глазами. И, по моим предположениям, местопребывание Аласты — это источник, который находится в подземельях под столичным пантеоном. Каждый раз, спускаясь под землю и плывя по спокойной глади моря Хаоса, я испытывала великое блаженство и страх, не менее могучий. Братец говорил, — на этих словах Агат поднял на нее голову, — что источник — это начало всех вещей, но сам воочию он видел источник лишь однажды. А дядюшка рассказывал о древней Матери Аласте, спящей в глубине вод, но так и не сумел до Нее дозваться, — она мягко погладила пристально глядящего на нее кота, и тот вздохнул, совсем по-человечьи. — Впрочем, возможно, потому, что не был тем, кто на это способен. Как бы то ни было, таит ли в себе море Хаоса нечто или нет, ты не поймешь, пока не увидишь собственными глазами. Хотя, боги — свидетели, я не хочу, чтобы ты уезжал в Хаканаи».

«Желания ничего не значат», — вздохнув, понурил голову Соль.

«И все же я прошу тебя, используй известную тебе зацепку, чтобы попытаться разыскать Отшельника. Может статься, Аласта не там, где мы собираемся ее искать», — напевно и мягко попросила донна. Всякий раз, когда она обращалась к своему блудному родственнику, в ее чудесном голосе звучала певучая нежность. Впрочем, Соль тоже терял язвительность, когда разговаривал с Пресветлой жрицей.

«Что же подразумевала Мудрая, когда велела каждому выбирать правильно?» — глядя на донну, тоскливо вопросил он.

Прекрасная аристократка лишь грустно покачала головой.

«Мне очень жаль, — сказала она. — Но ты не узнаешь, пока хоть как-то не выберешь».

На этом невеселый разговор завершился. А днем позднее Соль имел секретную беседу с Лу в моей комнате, после которой оба с мрачными лицами расстались. Я присутствовала тоже, но не поняла ни слова, возможно, они пользовались родным языком вампирки, не похожим ни на одно наречие, которое мне доводилось прежде слышать. Судя по лицам и жестам, Соль просил о чем-то Лу, она не верила, долго отказывалась, хмурилась. Так ни о чем не договорившись, они сердито распрощались. Лу ушла в вольеры, а Соль в гневе сломал пополам каменную тушечницу, забрызгав весь мой столик чернилами.